Выбрать главу

Но и не просто это было. За всем таилось главное, открывшееся некогда ей в заснеженном лесу. Прядь волос падала со лба, не принимая искусственного зачеса. Тут и там замечались вдруг признаки этой первозданной сути: в Гришкином размахе, льдистых глазах Алексиса, упорстве старого Бестужева или спокойном взгляде крестьянки, даже у той же княгини с ее идеальностями. Сквозь исторические нагромождения тем истовей взыскует правды этот народ. И потому на целых полгода надела на себя скорбное платье, полностью отдаваясь ему на суд. Всегда проиграет тот, кто хоть на миг помыслит себе, что тут нет мнения общества. В десять раз опаснее оно, чем там, где обо всем говорят свободно.

Ей, подхваченной ветром со стороны, все было видней. Тот ветер дул с портрета, который всегда находился при ней. Великий государь смотрел с гневной требовательностью. «Отец своего Отечества, блаженныя и вечно ненабвенныя памяти Государь Император Петр Великий, Наш вселюбезнейший Дед», — написала она в манифесте своим твердым почерком.

Величайший ум Европы писал ей, что философы призваны управлять народами. Только они в состоянии, отрешившись одинаково от злых и добрых страстей, содержать мир в разумном равновесии. Как искусный инженер строит по чертежу, так и просвещенный государь вооружается философией для строительства счастливого эдема своим подданным. Шведский граф называл ее философом в юбке. Пятнадцати лет она писала для него свои наблюдения жизни и сожгла их с другими бумагами, когда взяли под арест Бестужева…

Некогда читала она, что общества и народы живут по тем же законам, как звезды и планеты. У каждой своя орбита, и всякая играет свою роль в мироздании, являя общую стройность. Так же и люди имеют свою судьбу. И сколь ни причудлива может быть она, но подвластна некоему высшему порядку. Ее звезда показалась ей как-то в полуденном небе.

Но больше чту сию заслугу, Что ты, усердствуя к нему, Достойную дала супругу Любезну отчеству всему[9].

То Петр Великий говорит из гроба Елизавете, именно се приискавшей племяннику в жены. Писано это, когда и мысли не случалось, что меньше чем через год сама она сделается русской императрицей. Что же тут: подлинное чувство или точный расчет планетных систем?

Тоже и к ее воцарению написал этот автор торжественную оду, не преминув здесь же поколоть своих врагов-немцев по академии. И уж в русских чувствах великана-ученого, чье имя громко и в Европе, сомневаться не приходится. Но как только подумала она наградить, так поднялся на дыбы граф Кирилла Разумовский, коему сей ученый всегда пенял на плохое управлений академией. Она промолчала тогда, в первые дни революции, но собственной рукой написала на представлении ученого, чтобы дать находящемуся при мозаичной фабрике мастеровому гамбургцу Цильху чин коллежского регистратора. То было непонятное для мастерового отличие. Она же помнила, что этот Цильх приходится братом жене российского великана. Видать, оттого же у него обратное чувство к немцам.

Стихи она заучивала наизусть, притом без акцента выговаривала русские слова: Слыхал ли кто из в свет рожденных, Чтоб торжествующий народ Предался в руки побежденных? О стыд, о странный оборот!..[10]

Все тут было справедливо. Противный русскому интересу мир с поверженной Пруссией, в которой чувствовали длительного врага, стал приговором ее супругу.

Услышьте, судии земные И все державные главы: Законы нарушать святые От буйности блюдитесь вы И подданных не презирайте…[11]

Природная готовность была в ней к тому. И если назначено ей место в планетном строе, то будет исполнять его с непреклонной радивостью. Та твердость в службе, как видно, в ней от отца. Заботливое наставление «Pro memoria» в клеенчатом переплете до сих пор лежит среди старых бумаг. И еще запах сукна в памяти, не уходивший, даже когда тот надевал домашнюю куртку. Христиан-Август, князь Ангальт-Цербстский и фельдмаршал, умер много лет назад. Покойная императрица запретила ей плакать больше трех дней, поскольку был тот не прямого королевского роду.