Он еще толком не успел сконцентрироваться на картинке, было слишком размыто, мутно, темно.
Его тело сковалось в движении, видимо, он слишком много времени провел под завалом, так как конечности затекли и временно онемели. Парень попробовал двинуть рукой, плечо приняло команду, но она не направилась по назначению. Рука словно вата, не способная действовать по приказу мозга.
Он знал, что функциональность быстро вернется, вот только нужно было вылезти из-под завала.
Парень дергался и брыкался. Что-то затекло к нему в рот и на вкус напомнило кровь, но она и до этого момента уже могла была быть у него на языке. Возможно, это что-то другое, противное и вязкое. Он поспешил закрыть рот, потому как она продолжала течь и медленно сползала по его подбородку дико его раздражая. Парень дернулся еще раз и сместил свою голову в сторону, чтобы уйти с пути струи. К тому же было просто невозможно дышать одним только носом, завал пропускал мало кислорода и совсем не пропускал света. Он понял, что находится в кромешной темноте, когда глаза уже настроились, а картинка так и не сменилась, прибавилась резкость, но темнота не отступила.
Нарастала навязчивая боязнь замкнутого пространства. Он не страдал от клаустрофобии, но как тут не поддаться паники, когда нечто старается превратить его в блин.
Парень снова приложил усилия и дернулся контролируемым объемом своего тела, словно змей он стал извиваться в тесной консервной банке. Правый плечевой сустав сбросил груз давления, и он предположил, что скоро вернет контроль над рукой. Вот только нужно было еще пройти испытание дикого ежа - когда сбрасываешь онемение, тебя прокалывает миллион иголок, еж всегда мстит за неповиновение.
Но парень стерпел и это. Он дернул рукой, освобождая ее из тесноты, и его лицо приняло новый груз. Склизкая мягкость сдавила нос, влезла своими отростками прямо в рот. Кончиком языка он почувствовал кромку ногтя и в несколько осязательных движений смог опознать палец.
Он по истине психанул. Задергался вновь, конвульсии страха прошибли все его тело. Рука приблизилась к лицу, чтобы убрать непонятное в сторону и его ладонь коснулась лица, но парень этого не почувствовал. Он ощущал рукой лицо, но не ощущал лицом руку, потому что лицо было не его, а чье-то чужое и такое же склизкое, как и все остальное вокруг.
Снова рывок. Его рука начала нервно ощупывать стороны. Чья-то кисть, нога, снова лицо, ягодица, бок, плечо, шея. Это элементы мозаики, кусочки пазла из плоти.
Он был завален грудой тел, кровоточащих, разлагающихся тел, и они с радостью были готовы забрать его с собой.
Но он решил, что сдавать еще совсем рано. Из дикого сна прямиком и в подобную реальность. Переход не создавал контраста, что позволило поберечь его нервы. Или же он все еще был во сне, но теперь у него куда меньше свободы.
Его рука рванула вперед, словно пытаясь разорвать время. Пальцы сложились в кулак и выстрелили ударом вверх. Рывок получался несмышленым и очень слабым, так как совсем не было места для размаха. Но если не брать за основу мощность, то можно опереться на меткость - найти слабую точку и воздействовать непосредственно на нее.
Парень начал ковырять и протискиваться. Что-то из частей двинулось в сторону, позволяя руке-червю проползти дальше, а что-то наоборот начинало давить еще сильнее, и мешало ему существовать под давлением.
Он решил, что стоит задействовать вторую руку и сдал назад. Пройдя процедуру освобождения и, заслужив все права на ее использования, он продолжил продвигаться, но уже в двух направлениях.
Части тел раскрывали ему путь к свободе. Они чувствовали, что он не хочет оставаться с ними, и ревели кровавыми слезами, омывая его на прощание. А парень лишь стремился к свободе, не обращая внимание на их мольбы и просьбы, на их предложения провести еще немного времени вместе и подождать незабываемый обряд задыхания. Он кинул им жесткий отказ своим поведением и рвением к свободе.
Пропитанный густой кровью и остальными жидкостями, парень стал достаточно скользким, чтобы протиснуться сквозь завал и продвинулся в этом деле намного дальше. Груда могла бы быть любых размеров, огромной, как в ширину, так и в высоту, поэтому он двигался не прямиком наверх, а в сторону по диагонали. Скат должен был оказаться одним из самых худых мест в телесной пирамиде.