— «Женщина будет верна одному, когда станет турок крещеным», — добавил дядюшка Кола.
— Влюбленных-то в меня сколько угодно, — ответил ’Нтони. — В Неаполе за мной бегали, как собачонки.
— В Неаполе на тебе было суконное платье и фуражка с надписью, и сапоги на ногах, — сказал Барабба.
— В Неаполе такие же красивые девушки, как и здесь?
— Здешние красивые девушки не стоят и того, чтобы обувать красавиц в Неаполе. У меня была одна в шелковом платье, с красными лентами в волосах, с расшитым лифом и с золотыми эполетами, как у командира. Такая красавица девушка! Только она и делала, что водила гулять хозяйских детей.
— Хорошая в тех местах, должно быть, жизнь! — заметил Барабба.
— Левей! Держи весла! — закричал хозяин ’Нтони.
— Иудово отродье! Ведете мне лодку прямо на сети!.. — поднял с руля крик дядюшка Кола. — Кончите вы вашу болтовню, — брюхо мы сюда пришли чесать, или работать?
— Это из-за качки корма садится, — сказал ’Нтони.
— Держись этой стороны, свинячий сын, — крикнул ему Барабба. — Из-за королев, которыми ты себе набил голову, мы еще потеряем день!
— Проклятие! — закричал тогда ’Нтони, замахиваясь веслом. — Если скажешь еще раз, я дам тебе веслом по голове!
— Это что за новости! — бросился к ним с руля дядюшка Кола. — В солдатах ты этому выучился, что тебе уж и слова сказать нельзя?
— Ну, я уйду, — сказал ’Нтони.
— И ступай! За свои деньги хозяин Фортунато найдет себе другого.
— «Слуге — терпение, хозяину — размышление», — сказал хозяин ’Нтони.
’Нтони ворча продолжал грести, потому что не мог же он уйти пешком по морю, а кум Манджакаруббе, чтобы водворить мир, сказал, что пора завтракать.
В это время взошло солнце, и на холодке с удовольствием можно было выпить глоток вина. И тут парни, зажав между колен бутылку с вином, принялись работать челюстями, в то время как парусник тихонько покачивался в большом кругу из пробковых поплавков.
— Пинок в зад тому, кто первый заговорит, — сказал дядюшка Кола.
Чтобы не заполучить пинка, все принялись жевать, как быки, поглядывая на волны, идущие с открытого моря и катящиеся без пены, на эти зеленые волны, что и в солнечный день заставляют подумать о черном небе и о свинцовом море.
— И будет же сегодня вечером ругаться хозяин Чиполла! — заговорил дядюшка Кола. — Но тут уж мы ничего не можем поделать. При свежем ветре на море рыба не ловится.
Кум Манджакаруббе дал ему сначала пинка, потому что дядюшка Кола сам ввел закон и сам же заговорил первый, и потом ответил:
— Раз уж мы тут, подождем тащить сети.
— Волна идет с открытого моря и она нам сослужит службу, — добавил хозяин ’Нтони.
— Ох! — ворчал под нос дядюшка Кола.
Теперь, когда молчание было нарушено, Барабба попросил ’Нтони Малаволья:
— Дай мне окурок сигары!
— У меня нет, — ответил ’Нтони, забыв про недавний спор, — но я дам тебе половину своей.
Сидя на дне парусника, прислонившись спиной к скамье и заложив руки за голову, рыбаки напевали песенки, каждый свою, потихоньку, лишь бы не заснуть, потому что глаза так и смыкались под сверкающим солнцем; а Барабба щелкал пальцами, когда из воды выскакивала кефаль.
— Этим нечего делать, — сказал ’Нтони, — вот они и забавляются тем, что прыгают.
— Хорошая сигара! — отозвался Барабба. — Такие ты курил в Неаполе?
— Да, много их курил.
— Однако поплавки начинают погружаться, — заметил кум Манджакаруббе.
— Видишь, где «Благодать» разбилась с твоим отцом, — сказал Барабба. — Там, у мыса, где солнце сверкает на тех вот белых домах и море кажется совсем золотым.
— «Море — это горе, и моряк умирает в море», — ответил ’Нтони.
Барабба передал ему свою бутылку с вином, и они принялись вполголоса ворчать на дядюшку Колу, который что собака для работников на баркасе, точно тут сам хозяин Чиполла, чтобы смотреть, что делают и чего не делают.
— Все — для того, чтобы хозяин думал, что без него дело не пойдет, — добавил Барабба. — Сыщик!
— Сегодня он ему скажет, что рыбу взял он своим уменьем, хотя и ветер на море. Смотри, как тонут сети, не видно больше поплавков.
— Эй, молодцы! — крикнул дядюшка Кола. — Станем тянуть сети? Если волна подойдет, их вырвет из рук.
— О-й! О-о-й! — принялась кричать команда, передавая друг другу канат.
— Святой Франциск! — воскликнул дядюшка Кола. — Просто не верится, что всю эту божию благодать мы выловили при волнении.
Постепенно показываясь из воды, сети кишели и сверкали на солнце рыбой, и все дно лодки казалось полным живого серебра.