— Я тебе сейчас обломаю рога! — грозил Пьедипапера и, хромая, принялся выбираться из-за соснового стола.
— Сегодня плохо кончится! — бормотал мастер Кроче Джуфа.
— Эй, эй! Что это за манеры? Вы воображаете, что вы на площади? — заорал дон Сильвестро. — Хотите побиться об заклад, что я вас всех пинком выкину вон отсюда? Сейчас я сам примусь!
Цуппида вовсе не желала чувствовать на себе, как он наводит порядок, и отбивалась от дона Сильвестро, который за волосы выволакивал ее вон и в конце концов увел за калитку ограды.
— Что вам, наконец, нужно? — сказал он ей, когда они очутились одни. — Вам-то что за дело, если наложат пошлину на смолу? Вы или ваш муж, что ли, будете ее оплачивать? Разве не те должны оплачивать ее, которым нужно чинить свои лодки? Послушайте меня: ваш муж — глупое животное, если ссорится с муниципалитетом и поднимает весь этот шум. Теперь нужно выбирать новых заседателей, вместо хозяина Чиполла или массаро Марьяно, которые ничего не стоят, и можно было бы назначить вашего мужа.
— Я ничего не знаю! — вдруг сразу успокаиваясь, ответила Цуппида. — Я не вмешиваюсь в дела моего мужа. Знаю, что он грызет себе руки со злости. Ничего другого я не могу сделать, как пойти и сказать ему, если это дело верное.
— Идите и скажите ему, это верно, как бог свят, — говорю вам! Благородные мы люди, или нет? святейший дьявол!
Цуппида побежала за мужем, который, прижавшись в уголке двора, чесал паклю, бледный, как смерть. Он не желал выйти ни за все золото мира и кричал, что его заставят сделать какую-нибудь глупость, господи боже!
Для открытия собрания, и чтобы увидеть, какие рыбы попадутся на удочку, нехватало еще хозяина Фортунато Чиполла и массаро Филиппо, огородника, все еще не показывавшихся, так что публика начинала скучать, и кумушки в конце концов потянулись вдоль стены виноградника.
Наконец они прислали сказать, что не приходили потому, что были заняты; а пошлину, если угодно, могли наложить и без них.
— Точь в точь разговоры моей дочери Бетты, — ворчал мастер Кроче Джуфа.
— Так пусть вам помогает ваша дочь Бетта! — воскликнул дон Сильвестро.
Шелковичный Червь не посмел больше и пикнуть и продолжал ворчать сквозь зубы.
— Теперь, — сказал дон Сильвестро, — вы увидите, что Цуппидо придут сами сказать, что отдают мне Барбару, но я хочу, чтобы они меня попросили!
Заседание было окончено без принятия какого-либо решения. Секретарь хотел еще немножко разобраться в делах; между тем пробило полдень, и кумушки быстробыстро разошлись. Немногие оставшиеся, увидев, что мастер Чирино запирает дверь и прячет в карман ключ, тоже ушли в разные стороны, по своим делам, пересуживая руготню Пьедипапера с Цуппидой.
Вечером ’Нтони хозяина ’Нтони узнал про эти пересуды и, — чорт побери! — захотел показать Пьедипапера, что он был солдатом! Он встретил его как раз по соседству с домом Цуппидо, когда тот на этой своей чортовой ноге возвращался со скал, и начал выговаривать ему, что он сволочь, и чтобы он остерегался говорить плохо про семью Цуппидо и про то, что они делают, потому что ему там нечего было видеть. Пьедипапера не лез за словом в карман:
— Ты, может быть, воображаешь, что пришел издалека пускать здесь людям пыль в глаза?
— Я пришел обломать вам рога, если вы еще что-нибудь скажете!
Народ на крик повыходил к дверям, и собралась большая толпа, потому что они начали настоящую драку, и Пьедипапера, который был ловчее дьявола, мешком свалился на землю вместе с ’Нтони Малаволья, — тут и здоровые ноги оказались ни к чему, — и они извивались в грязи, избивая и кусая друг друга, как собаки Пеппи Назо, так что ’Нтони хозяина ’Нтони должен был скрыться во дворе Цуппидо, потому, что вся рубаха его была изорвана, а Пьедипапера отвели домой окровавленного, как Лазаря.
— Полюбуйтесь! — продолжала шуметь кума Венера, после того как она захлопнула дверь перед носом у соседей. — Полюбуйтесь! Я в своем собственном доме уже больше не хозяйка и не могу делать то, что мне вздумается! Мою дочь я отдам, кому захочу!
Девушка, вся красная, спряталась в доме, и сердце ее билось, как цыпленок.
— Он чуть не оторвал у тебя это ухо! — говорил кум Бастьяно, медленно-медленно поливая воду на голову ’Нтони. — Он кусается хуже цепной собаки, этот кум Тино!