— Если бог пошлет ей хорошего мужа, мы ничего другого и не хотим, — ответил хозяин Нтони.
— «И браки и епископства суждены от бога!» — добавила кума Длинная.
— «Для доброй лошади всегда найдешь седло», — заключил хозяин Фортунато. — Такая девушка, как ваша внучка, всегда найдет хорошего мужа.
Мена, по обычаю, сидела рядом с молодым парнем, но. не поднимала глаз от передника, и Брази жаловался отцу, когда они уходили, что она не предлагала ему блюда с горохом.
— Что тебе еще нужно? — закричал на него хозяин; Фортунато, когда они отошли. — Только и слышно было, как ты грызешь, точно мул перед мешком ячменя. Смотри, ты залил себе вином штаны, Джуфа, и погубил мне новый костюм!
Хозяин ’Нтони, очень довольный, потирал себе руки и говорил невестке:
— Мне просто не верится, что с божией помощью мы добрались до гавани! Мене нечего будет больше и желать, и мы теперь наладим все остальное, и вы сможете сказать: «Правду молвил старый дед, что за горем будет смех».
В эту субботу, к вечеру, Нунциата зашла за пригоршней бобов для своих малышей и сказала:
— Кум Альфио завтра уезжает. Он собирает свои вещи.
Мена побледнела и бросила тканье.
В доме кума Альфио горел свет, и все было вверх дном. Немного спустя он пришел и постучал в дверь, и лицо у него тоже было не такое, как всегда, и он завязывал и развязывал узлы на кнуте, который держал в руках.
— Я пришел попрощаться с вами со всеми, кума Маруцца, хозяин ’Нтони, мальчики, и с вами тоже, кума Мена. Вино из Ачи Катены кончилось. Теперь Святоша взяла вино у массаро Филиппо. Я уезжаю в Бикокку, где мне с моим ослом найдется работа.
Мена молчала; ее мать только одна и раскрыла poт для ответа:
— Хотите подождать хозяина ’Нтони? Он рад будет с вами проститься.
Кум Альфио присел тогда на кончик стула с кнутом в руках и посматривал по сторонам, но не туда, где сидела кума Мена.
— Когда же вы теперь вернетесь? — спросила Длинная.
— Кто знает, когда я вернусь? Я еду, куда меня везет мой осел. Я останусь, пока там будет работа, но я поторопился бы вернуться сюда, если бы мог здесь заработать себе на хлеб.
— Берегите здоровье, кум Альфио, мне говорили, что в Бикокке люди мрут от малярии, как мухи.
Альфио пожал плечами и сказал, что тут уж он ничего не мог поделать.
— Я бы не хотел уезжать, — повторял он, разглядывая свечу. — А вы ничего мне не скажете, кума Мена?
Девушка несколько раз открывала рот, чтобы что-нибудь сказать, но у нее нехватало духа.
— И вы тоже уедете отсюда, раз вас выдают замуж, — добавил Альфио. — Мир устроен, как стойло: одни приходят, другие уходят, и понемногу все меняют свои места, и ничто уже не похоже на прежнее.
При этих словах он потирал себе руки и смеялся, но губами, а не сердцем.
— Девушки, — сказала Длинная, — живут, как им суждено богом. Сейчас они веселы и беззаботны, а как начинают собственную жизнь, узнают и горе и печали.
Кум Альфио, когда вернулись домой хозяин ’Нтони и мальчики, и он с ними простился, никак не мог решиться уйти и стоял на пороге с кнутом подмышкой, пожимая руки то тому, то другому, и куме Маруцце, и повторял, как это делается, когда кто-нибудь уезжает далеко и не знает, придется ли когда-нибудь снова увидеться:
— Простите меня, если я в чем-нибудь перед вами провинился!
Не пожала ему руки только одна Святая Агата, прижавшаяся в уголку возле ткацкого станка. Но известно, что девушкам всегда так полагается делать.
Выл прекрасный весенний вечер, Лунный свет заливал улицы и дворы, люди стояли у дверей домов, и девушки расхаживали, обнявшись и распевая песни. Под руку с Нунциатой вышла и Мена, потому что ей казалось, что она задыхается в доме.
— Теперь уж больше вечером не будет видно огонька у кума Альфио, — сказала Нунциата, — и дом будет стоять запертый.
Кум Альфио уже нагрузил на повозку большую часть своего скарба и набивал в мешок остатки соломы из яслей, а в это время варилась его жидкая похлебка из бобов.
— Вы уедете до рассвета, кум Альфио? — спросила Нунциата у входа во двор.
— Да, мне ехать далеко, и этому бедному животному днем нужно дать немного передохнуть.
Мена ничего не говорила, а стояла, прислонившись к косяку, и смотрела на нагруженную повозку, на пустой дом, на кровать, наполовину опустошенную, на котелок, в последний раз кипевший на огне очага.
— И вы тоже тут, кума Мена! — воскликнул Альфио, едва увидел ее, и бросил свое дело.
Она утвердительно кивнула головой, а Нунциата, как хорошая хозяйка, побежала помешать выкипавшую в котелке похлебку.