— Какая вы красивая девушка, кума Малаволья!
Никто еще не говорил ей этого; и она краснела, как помидор.
— Как это, что вы еще не замужем? — говорил ей также дон Микеле.
Она пожимала плечами и отвечала, что не знает почему.
— Вам бы шерстяные и шелковые платья да длинные серьги; и, честное слово, многие из городских барынь только в служанки вам годны будут!
— Не для меня платья из шерсти и шелка, дон Микеле! — отвечала Лия.
— Но почему? А у Цуппиды есть? А Манджакаруббе не заведет себе, раз поймала Брази хозяина Чиполла? А Оса, если вздумает, разве не сошьет себе, как другие?
— Так они богатые.
— Проклятая судьба! — восклицал дон Микеле, ударяя кулаком по сабле. — Я хотел бы взять тройку в лото, кума Лия! Показал бы я вам, на что способен.
Иногда дон Микеле, когда ему нечего было делать, прикладывал руку к шляпе и добавлял:
— Вы позволите? — и присаживался поблизости на камни. Мена думала, что он сидит здесь ради кумы Барбары, и ничего ему не говорила. Но дон Микеле клялся Лии, что не ради Барбары он здесь и что это ему даже никогда в голову не приходило, вот, как свято честное слово! Он думает совсем о другом, если этого не знает кума Лия.
И потирал себе подбородок или разглаживал усы, а сам поглядывал на нее, как василиск. Девушка без конца менялась в лице и вставала, чтобы уйти. Но дон Микеле брал ее за руку и говорил:
— Зачем вы хотите меня обидеть, кума Малаволья? Останьтесь здесь, никто вас не съест.
Так, в ожидании возвращения с моря мужчин, проводили время: она — на пороге, а дон Микеле — на камнях, разламывая на мелкие кусочки какую-нибудь веточку, потому что не знал, как ему дальше быть, и он спрашивал ее:
— Вы хотели бы жить в городе?
— А что мне в городе делать?
— Для вас там нестоящее место. Вы не для того, чтобы жить здесь, среди этих мужиков, честное слово! Вы — вещь тонкая и высшего качества, и созданы для того, чтобы держать вас в красивой оправе и чтобы вы в нарядном платье прогуливались по набережной или по Вилле, когда там играет музыка, вот как я себе представляю! С красивым шелковым платком на голове и с янтарным ожерельем. Тут живешь точно среди свиней, честное мое слово! И я не могу дождаться, когда меня переведут, — ведь меня обещали к новому году вызвать опять в город.
Лия принималась смеяться над шуткой и пожимала плечами, она не знала даже, какие бывают янтарные ожерелья и шелковые платочки. Однажды после этого дон Микеле очень таинственно вытащил из кармана завернутый в чудесную бумажку красивый платочек, желтый с красным, который заполучил из одной раскрытой контрабанды, и хотел подарить его куме Лии.
— Нет, нет! — вся красная, твердила она. — Убейте меня, не возьму!
А дон Микеле настаивал:
— Этого я не ожидал, кума Лия. Этого, право, я не заслуживаю! — Но ему пришлось снова завернуть платочек в бумагу и спрятать в карман.
С тех пор, как только дон Микеле показывал нос, из страха, что он, захочет подарить ей платочек, Лия убегала прятаться в дом. Напрасно дон Микеле расхаживал взад и вперед, заставляя Цуппиду ворчать с пеной у рта, и напрасно вытягивал шею и заглядывал в дверь к Малаволья: он больше никого не видел и, в конце концов, он решился войти. Увидев его перед собой, девушки от удивления рты разинули и дрожали, как в лихорадке, и не знали, как им быть.
— Вы не захотели взять шелковый платочек, кума Лия, — сказал он покрасневшей, как мак, девушке, — но я вернулся, потому что я всем вам добра хочу. Чем занимается ваш брат ’Нтони?
Теперь и Мена покраснела, когда ее спросили, чем занимается ее брат ’Нтони, потому что он ничем не занимался. А дон Микеле продолжал:
— Боюсь, что вас всех подведет ваш брат ’Нтони. Я вам друг и закрываю глаза; но, когда, вместо меня, здесь будет другой бригадир, он захочет знать, что делает ваш брат с Чингьялента вечером около Ротоло, да еще с этим другим бездельником, Рокко Спату, когда они отправляются прогуливаться на скалы, точно у них есть лишняя обувь. Послушайте хорошенько и вы, кума Мена, что я вам говорю, и скажите ему, чтобы он не болтался вечно в лавочке Пиццуто с этим хитрецом Пьедипапера, потому что ведь все известно, и расхлебывать потом придется ему. Остальные-то — старые волки, и было бы хорошо, чтобы ваш дед не посылал его прогуливаться на скалы, потому что скалы не для прогулок, а скалы Ротоло слышат все, как будто у них уши, скажите ему это, — и без подзорной трубы видят, как тихонько вдоль берегов плывут в сумерки лодки, точно собираются удить летучих мышей. Скажите это ему, кума Мена, и еще скажите, что тот, кто предупреждает его, — друг, который желает вам добра. А что до кума Чингьялента и Рокко Спату, и еще Ванни Пиццуто, так они под наблюдением. Брат ваш доверяется Пьедипапера и не знает, что таможенная стража получает столько-то /процентов с контрабанды, и, чтобы накрыть их, нужно только поделиться с кем-нибудь из шайки и заставить его проболтаться, а потом их всех и переловить. Про Пьедипапера окажите ему только одно: — Иисус Христос сказал святому Иоанну: «берегись меченых людей». Я нарочно говорю вам эту поговорку.