— Не нужно мне воды с лимоном! — вскочил ’Нтони, — вы увидите, что свое дело я обделаю лучше вас всех!
Кум Пиццуто открывать в такой час не хотел и отвечал, что лежит в постели; но, так как они продолжали стучать и грозили, что перебудят все село и заставят стражу прибежать и сунуть нос в их дела, он отозвался и пошел в одних кальсонах открывать.
— С ума вы сошли, что так стучите? — воскликнул он. — Я только что видел, как проходил дон Микеле.
— Да и мы тоже его видели; он сейчас перебирает четки со Святошей.
— А ты знаешь, откуда шел дон Микеле? — спросил его Пиццуто, глядя ему в глаза.
’Нтони пожал плечами, а Ванни, сторонясь, чтобы пропустить их, подмигнул Рокко и Чингьялента.
— Он был у Малаволья, — шепнул он им на ухо. — Я сам видел, как он выходил оттуда.
— Это нам на руку! — ответил Чингьялента, — только надо бы сказать ’Нтони, чтобы он наказал своей сестренке всю ночь удерживать дона Микеле, когда у нас дела...
— Что вам нужно от меня? — заплетающимся языком спросил ’Нтони.
— Ничего, дело не на сегодняшний вечер.
— Если это дело не на сегодняшний вечер, зачем вы меня заставили уйти из трактира? Я весь вымок от дождя, — сказал Рокко Спату.
— Мы с кумом Чингьялента про другое говорим.
И Пиццуто добавил:
— Да, из города приходил один человек и сказал, что товар для сегодняшнего вечера уже прибыл, только трудно будет в такую погоду выгружать его.
— Тем лучше; так никто не увидит, как его будут выгружать.
— Да, но у стражи слух острый; берегитесь, мне показалось, что я видел, как они шатаются здесь и заглядывают в лавку.
Наступила минута молчания, и, чтобы покончить этим, кум Ванни пошел и налил три стакана настойки.
— Плюю я на стражу! — выпив, воскликнул Рокко Спату. — Для них же хуже, если они сунут нос в мои дела; со мной мой карманный нож, от которого нет такого шуму, как от их пистолетов.
— Мы зарабатываем хлеб, как можем, и никому не хотим вреда! — добавил Чингьялента. — Разве человек не волен выгружать товар, где хочет?
— Они бродят, как разбойники, чтобы заставить заплатить им пошлину за каждый носовой платок, который вы хотите вынести на берег, и никто их не обстреливает, — добавил ’Нтони Малаволья. — Знаете, что сказал дон Джаммарья? что воровать у воров не грешно. А первые грабители — это те, которые носят галуны и живьем поедают нас.
— Мы наделаем из них соленых тоннов! — заключил Рокко Спату с сверкающими, как у кота, глазами.
Но при этих словах сын Совы, желтый, как мертвец, поставил рюмку, не прикоснувшись к ней губами.
— Ты уже пьян? — спросил его Чингьялента.
— Нет, — ответил тот, — я не пил.
— Пойдем на улицу, свежий воздух всем будет полезен. Спокойной ночи тем, кто остается!
— Одну минутку, — закричал Пиццуто, положив руку на щеколду двери. — Я не на счет сольди за настойку; я вас даром угостил, как приятелей; но я хочу вам напомнить. Э! Мой дом к вашим услугам, если дело у вас пойдет хорошо. Вы знаете, тут, позади, у меня есть комната, в которую влез бы целый корабль товару, и никто не заглядывает туда, потому что с доном Микеле и его стражей мы живем, как хлеб с сыром, душа в душу. На кума Пьедипапера я не полагаюсь, потому что в прошлый раз он меня надул и унес товар в дом к дону Сильвестро. Дон Сильвестро никогда не удовольствуется тем, что ему дашь на его долю, из-за того, говорит, что он рискует потерять свое место; но со мною вам этого нечего бояться, и вы мне дадите то, что полагается. А что касается до кума Пьедипапера, я никогда не отказывал ему в комиссии, и стаканчиком его угощаю всякий раз, как он сюда приходит, и брею его даром. Но, чорт святой! если раз еще он меня надует, я не буду дураком и про все эти мошенничества расскажу дону Микеле!
— Нет, нет, кум Ванни, не нужно рассказывать дону Микеле. А Пьедипапера вечером сегодня показывался?
— Нет, даже на площади; он делал республику в аптеке вместе с аптекарем. Всякий раз, как бывает дело, он держится подальше, чтобы доказать, что он тут ни при чем, во всем, что может случиться. Он — старая лиса, и пули стражи не настигнут его, хоть он и хромой, как чорт. А утречком, когда дело будет уже сделано, он с нахальным лицом явится за своей комиссией, — но пули он оставляет другим!
— А дождь все льет! — сказал Рокко Спату. — Неужели нынче ночью ом так и не кончится?
— В такую погоду в Ротоло никого не будет, — добавил сын Совы, — и лучше итти по домам.
’Нтони, Чингьялента и Рокко Спату, которые стояли на пороге, прежде чем двинуться под дождь, шумевший на улице, точно рыба на сковороде, минуту помолчали и вглядывались во мрак.