– Ой! – вскрикивает Мила. Она тоже заметила.
Саше требуется всего пара секунд, пока она ползет к скрюченному телу, чтобы понять – это не мальчишка. Это худая девушка с короткой стрижкой.
Это Женя.
– Женя, Жень… – шепчет Саша. Шершавый бетон цепляется за ладонь и колени, обдирает кожу, но Саше все равно. Не зря. Она не зря бежала сюда, не зря рухнула с высоты, все это было не зря, ведь иначе они не нашли бы Женю…
Саша думает лишь об одном.
Только бы она была жива.
Только. Бы. Жива.
Женя теплая, и Саша рада этому – она осторожно переворачивает податливую, словно тряпичная кукла, Женю и гладит ее лицо чумазой рукой. Надежда внутри хрупкая, рассыпающаяся, но Саша больше не помнит прищуренных недобро глаз, желчных слов и оскорблений, нет, она рада, что Женя снова с ними, и они смогут ей помочь…
Потому что Женя человек. Потому что и Женю, колючую и вредную Женю, тоже жалко.
Саша плачет. Сама не чувствует, как плачет. Вскрикивает:
– На лицо! Посвети на лицо ей…
– Тише!
И сразу несколько лучей сходятся на Жениной худой фигуре, и все это напоминает театр – вот-вот в пятне света покажется актриса в вычурном гриме, и зал замрет, прислушиваясь к ее монологу.
Но нет. В пятне света лишь они. У Жени ободранное лицо – нос распух и посинел, под глазами залегли тени. На бледной коже запеклась густая кровь. Но Женины веки дрожат, глаза пульсируют в хаотичном танце, словно она досматривает последние сны.
Черты ее лица смягчились, нет больше ничего мужского, злобного или ехидного – обычное лицо с темными ранами, беспечное и спокойное, почти детское. И Саша ревет, прижимается к Жене, обхватывает ее целой рукой. Даже перелом утих ненадолго – это хорошо, что Саша не упала прямо на руку, но ей сейчас совершенно не до рук, не до них, бесполезных…
– Отойди, – Юра, неизвестно откуда взявшийся, отодвигает Сашу в сторону. Он трясет Женю за плечи, хлопает по щекам, и она стонет, а потом распахивает глаза, таращит их в ужасе, и кашляет. Ее ладонь скользит по разбитому лицу.
– Спокойно… – Юра помогает ей присесть. – Все свои. Ты как?
– Больно… – шепчет Женя, голос у нее слабый и ломкий.
– Главное, что живая… – Саша не может справиться с собой, она плачет, она почти срывается в истерику. Ее правая рука крепко сжимает липкую ладонь, и Женя, едва поняв это, мигом отстраняется:
– Ты че, вообще уже? – ее голос тяжелеет.
– Заткнись, – советует Юра, мягко ощупывая Женин нос. – Не сломан, нормально… Голова кружится? Тошнит?
– Нет, – отбивается Женя, которая с каждой секундой все больше и больше напоминает саму себя. – Все в пор-рядке, нор-рмально я! Что эта полоумная тут забыла?..
– Эта полоумная тебя и нашла, – отвечает Юра, и Женя приподнимает брови, тут же зашипев и скривившись от боли. – Я думал, что ей показалось. Честно говоря, я вообще не рассчитывал, что мы тебя найдем. А Саша убежала в тоннель и… И привела к тебе.
Женя молчит. Смотрит на Сашу так, будто впервые ее видит.
Но Саша этого не замечает – она рыдает так, будто хочет выплакать всю тяжесть, скопившуюся в груди. Страх, одиночество и непонимание – все, что по капле собиралось внутри нее в эти сумасшедшие дни, отыскивает выход и превращается в слезы.
– Саша! Саш… – негромко зовет Мила сверху.
– Дай ей поплакать, – просит Юра, и все умолкают. Ждут.
Саша рыдает, лбом уткнувшись в ледяной бетон. Ей, быть может, только этого и надо – пореветь, жалея себя за сорвавшуюся встречу с папой, надеясь отыскать выход, надеясь не развалиться и выдержать каждый пинок от судьбы. Юра сидит рядом.
И только когда поток рыданий, стонов и всхлипов подходит к концу, а Сашу сотрясает крупная дрожь, он кладет руку ей на плечо.
– Ты была права, я зря тебя не послушал. Но если ты еще хоть раз убежишь от остальных, я тебя своими же руками…
– Я знаю, знаю… Прости меня… – она всхлипывает и вытирает щеки, чувствуя, как лицо уродливо раздулось от рыданий. Отворачивается, хоть в полутьме этого и не видно.
– Ну, закончили свой концер-рт? – желчно спрашивает Женя. Теперь разбитое лицо как нельзя кстати подходит к ее грубости. – Идти можно?
– Да, извините, я просто… Я просто сорвалась. Простите.
Они поднимаются. Юра поддерживает Женю под локти, вглядывается в ее лицо, будто ждет, что она закатит глаза и рухнет в обморок, или скривится от боли, или качнется в сторону… Но нет. Кажется, Женя отделалась лишь разодранными ладонями и разбитым лицом – в остальном она цела.