- Не шевелитесь, - скомандовала сестра, обнажая ему предплечье, и с размаху всадила в руку иглу.
Антуана, собравшегося уходить, Адриенна перехватила у ворот.
Он быстро поднялся по лестнице.
Когда он вошел в спальню, г-н Тибо повернул голову в его сторону. Поддавшись боязни, он вытребовал к себе Антуана, не слишком надеясь, что его желание будет исполнено, и теперь присутствие сына уже само по себе было облегчением. Он машинально пробормотал:
- Ах, это ты?
Благодетельные последствия морфия начали сказываться. Под спину ему подсунули две подушки, руки уложили вдоль тела, и он теперь вдыхал эфир, которым сестра чуть смочила носовой платок. В раскрытом вороте ночной сорочки Антуан увидел обглоданную болезнью шею, между двух натянутых, как веревки, сухожилий торчал кадык. Трясущаяся челюсть еще сильнее подчеркивала угрюмую мертвенность лба; было что-то слоновое в этом массивном черепе, в этих широких, плоских висках, в этих ушах.
- Ну как, Отец? - спросил Антуан.
Оскар Тибо не ответил, он пристально в течение нескольких минут вглядывался в лицо сына, потом прикрыл глаза. Ему хотелось крикнуть: "Скажи мне правду! Неужели вы меня обманываете? Неужели все кончено, ну скажи? Говори! Спаси меня, Антуан!" Но удержался из-за растущей робости перед сыном, а также из суеверного опасения, что, если он облечет свои страхи в слова и произнесет их вслух, они приобретут неоспоримую реальность.
Глаза Антуана и монахини встретились, и она взглядом показала на стол. Антуан заметил лежавший там градусник. Он подошел и увидел: 38,9°. Этот внезапный скачок его удивил, до сих пор болезнь почти не давала температуры. Он снова подошел к постели и взял отца за запястье, но сделал это с единственной целью успокоить больного.
- Пульс вполне хороший, - заявил он тут же. - В чем, в сущности, дело?
- Но я страдаю, как грешник в аду! - крикнул Оскар Тибо. - Целый день мучался. Я... я чуть не умер! Разве нет? - Он кинул на монахиню властный взгляд, потом вдруг заговорил совсем другим тоном, и в глазах его мелькнул страх. - Посиди со мной, Антуан. Я боюсь, понимаешь! Боюсь... что все снова начнется.
Антуан почувствовал жалость. По счастью, ничего особо срочного в этот вечер не предвиделось. Он обещал побыть с отцом до ужина.
- Пойду позвоню, что задержался, - сказал он.
В кабинете, где стоял телефон, его нагнала сестра Селина.
- Как прошел день?
- Да неважно. Пришлось сделать ему первый укол днем, а сейчас сделала второй. Половинную дозу, - добавила она. - Главное - упадок духа, господин Антуан! Черные мысли. "Меня обманывают, я хочу видеть господина аббата, я умру..." Словом, бог знает что.
В тревожном взгляде Антуана читался недвусмысленный вопрос: "Как по-вашему, может ли быть, что он подозревает?" Монахиня покачала головой, она уже не посмела сказать - нет.
Антуан размышлял. "Все-таки от этого температуры не бывает", - подумал он.
- Самое главное, - при этих словах он энергически махнул рукой, - самое главное - это еще в зародыше устранить любые подозрения. - В голову ему пришел безумный по смелости план, но он сдержался. - Первым делом обеспечим ему спокойный вечер, - заявил он. - Когда я вам скажу, введите ему снова половинную дозу... Сейчас я вернусь.
- Вот я и свободен до семи часов! - весело крикнул Антуан еще с порога спальни. Голос у него был обычный, резковатый, на лице застыла маска решимости, как во время обходов в госпитале. Однако он улыбнулся: - Конечно, пришлось изворачиваться. К телефону подошла бабка моей маленькой пациентки. Бедная дама, она прямо в отчаянье впала, так и блеет в трубку: "Доктор, значит, сегодня мы вас не увидим?" - Антуан скорчил соболезнующую мину. "Простите, сударыня, но меня только что позвали к отцу, а он болен серьезнее, чем..." (по лицу Оскара Тибо прошла внезапная судорога...) Да разве от женщины так скоро отвяжешься! "Ваш батюшка? О, господи, да что же с ним такое?"
Антуан сам упивался собственной дерзостью. И прежде чем произнести следующую фразу, он колебался не более полусекунды.
- А что я ей сказал?.. Угадай-ка!.. Сказал и даже не моргнул: "Рак, сударыня! Рак... простаты". - Он нервически рассмеялся. - Не все ли равно, что сказать, раз уж на то пошло!
Он заметил, что сестра, наливавшая воду в стакан, замерла на месте. Тут только он понял, какую рискованную затеял игру. Страх коснулся его своим крылом. Но отступать было уже поздно.
Он расхохотался.
- Так что, Отец, пусть моя ложь будет на твоей совести!
Господин Тибо, застыв, впивал слова сына всем своим существом. Лежавшая поверх одеяла рука задрожала. Любые самые доходчивые уверения не могли бы так мгновенно, так полностью развеять его страхи! Дьявольская вдохновенная отвага Антуана отогнала все призраки и вернула больному безграничную надежду. Открыв глаза, он поглядел на сына; теперь он уже не решался опустить веки. Новое чувство пламенем нежности зажгло его старое сердце. Он попытался было что-то сказать, но то, что он испытывал сейчас, было сродни головокружению: он прикрыл глаза, и на губах его промелькнула улыбка, не скрывшаяся от взгляда молодого Тибо.
Любой другой на месте Антуана сказал бы себе, вытирая мокрый лоб: "Чуть было все не загубил..." А он только побледнел и, довольный собой, подумал: "В подобных случаях главное заранее быть уверенным, что твой трюк удастся".
Прошло несколько минут.
Антуан старательно избегал взгляда сестры. Господин Тибо шевельнул рукой. Потом заговорил, будто продолжая начатый спор:
- Тогда объясните мне, пожалуйста, почему боли все усиливаются? Я бы даже сказал, что ваши сыворотки только увеличивают муки, а не...
- Ясно, увеличивают, - перебил его Антуан. - А это показывает, что они действуют.
- Ах, так?
Господин Тибо только того и желал, чтобы его убедили. И так как вторая половина дня, если говорить откровенно, прошла не столь мучительно, как он уверял, теперь он чуть ли не жалел, что боли слишком скоро утихли.
- А что ты сейчас чувствуешь? - спросил Антуан. Его тревожил внезапный скачок температуры.
Чтобы не погрешить против истины, Оскар Тибо должен бы был ответить: "Огромное облегчение", - но он процедил сквозь зубы:
- Ноги болят, как и всегда... И еще тяжесть в пояснице.
- Зондаж мы делали в три часа, - уточнила сестра Селина.
- ...А потом сжимает вот здесь... давит...
Антуан утвердительно кивнул.
- Любопытный факт, - обратился он к монахине (на сей раз он и сам не знал, что выдумает). - Мне вспоминаются кое-какие наблюдения в связи... в связи с чередованием лекарств. Так при кожных болезнях смена лекарств дает совершенно неожиданные результаты. Возможно, мы с Теривье и ошиблись, назначив длительный курс вливания этой новой сыворотки... номер семнадцать.
- Конечно, ошиблись! - авторитетно подтвердил г-н Тибо.
Антуан добродушно прервал его:
- Но это твоя вина, Отец! Слишком уж ты торопишься выздороветь. Вот мы и пошли у тебя на поводу. - И тут же самым серьезным тоном спросил сестру: А куда вы положили ампулы, которые я принес позавчера... "Д-девяносто два"?
Сестра неловко повела рукой; не то что ей было так уж неприятно дурачить больного, ей просто трудно было упомнить все эти "сыворотки", которые Антуан изобретал по мере надобности.
- Будьте добры сейчас же сделать впрыскивание "Д-девяносто два", да, да, прежде чем кончится действие номера семнадцатого. Я хочу понаблюдать, какой эффект они дадут, попав в кровь одновременно.
От глаз г-на Тибо не скрылось замешательство сиделки. Но Антуан перехватил его инквизиторский взгляд и поспешил добавить, желая уничтожить даже тень сомнения:
- Предупреждаю, Отец, этот укол, безусловно, покажется тебе более болезненным. Сыворотка "Д-девяносто два" гуще всех прочих. Потерпи минутку... Или я очень ошибаюсь, или тебе нынче вечером будет много легче!
"Я совершенствуюсь с каждым днем", - похвалил себя Антуан. Не без чувства удовлетворения отметил он свой профессиональный успех. И к тому же в этой зловещей игре были свои трудности, каждый раз новые, был также и риск, привлекавший Антуана помимо его воли.