– Здорово меня потрепало, как на ваш взгляд?
– Немножко похудели! Но ничего страшного!
Филип снял пенсне, протер его, снова надел аккуратным движением, придвинулся к Антуану и сказал, улыбаясь:
– Ну, рассказывайте!
– Итак, Патрон, я принадлежу к тем, кого у нас почтительно именуют тяжелоотравленными, а это не очень-то весело.
Филип нетерпеливо шевельнулся на стуле.
– Ну, ну, ну… Начинать полагается с начала. Ваше первое ранение? Каковы его последствия?
– Последствия были бы ничтожны, если бы война для меня окончилась прошлым летом, до того, как я имел удовольствие познакомиться с ипритом… В конце концов, я и наглотался-то его не так уж много. И, по сути дела, вовсе не обязательно быть в таком состоянии, в котором я нахожусь сейчас. Но слишком очевидно, что действие газа обострилось вследствие состояния правого легкого, которое после ранения потеряло свою нормальную эластичность.
Филип поморщился.
– Да, – задумчиво продолжал Антуан, – я задет серьезно, не следует строить иллюзий. Разумеется, я выкручусь, но для этого потребуется время. И… – Приступ кашля прервал его на несколько секунд. – И очень возможно, что я на весь оставшийся отрезок пути выбыл из строя.
– Вы обедаете у меня? – вдруг спросил Филип.
– Охотно, Патрон, но вы знаете, я на диете.
– Я уже распорядился, Дени подаст вам молоко… Итак, раз мы обедаем вместе, спешить некуда. Начинать полагается с начала. Как все это произошло? Я думал, что вы на тихом участке.
Антуан досадливо пожал плечами.
– Это-то и нелепо. В конце октября я мирно работал в Эперне, где мне поручили организовать – перст судьбы! – госпиталь для отравленных газами. Меня поразило, что в ходе последних операций на участке Шмен-де-Дам – мы тогда только что заняли Мальмезон, Парньи – среди отравленных газами, которых направляли ко мне, оказывалось большое количество санитаров и братьев милосердия. Это казалось странным. Я решил проверить, принимаются ли достаточные меры предосторожности против газов в санитарных пунктах и выполняет ли обслуживающий персонал наши указания. Я не поленился и проявил усердие. Корпусный врач был мне немного знаком. Я добился разрешения провести обследование на месте. И вот, возвращаясь из инспекционной поездки, я и попался… как дурак. Боши устроили сильную газовую атаку как раз в тот момент, когда я ехал обратно с передовой, – первая неудача. Вторая неудача погода была сырая и теплая, несмотря на то, что дело происходило в октябре. А вы знаете, что сырая погода усиливает действие иприта вследствие образования кислоты.
– Дальше, – сказал Филип. Он уперся локтями в колени, положил подбородок на руки и продолжал внимательно присматриваться к Антуану.
– Я торопился возвратиться на командный пункт дивизии, где оставил свой автомобиль. Мне не хотелось идти ходами сообщения, которые были забиты подразделениями, только что прибывшими на смену, и я решил сократить путь. Было абсолютно темно. Минут двадцать я бродил по окопам, куда уже проник газ. Подробности опускаю…
– Что, у вас маски не было?
– Конечно, была. Но маска чужая… Должно быть, я ее неправильно надел. Или слишком поздно надел… У меня была только одна мысль – найти свой автомобиль… Когда же наконец я добрался до КП, я немедленно выехал… Гораздо разумнее было бы зайти в дивизионный госпиталь и прополоскать горло содой.
– Конечно, без всякого сомнения.
– Но я не подозревал, что отравлен. Только через час я почувствовал покалывание в горле и под мышками. Мы вернулись в Эперне среди ночи. Я тотчас же сделал смазывание колларголом и лег спать. Я все думал, что это пустяки. Но оказалось, что бронхиальный ствол задет сильнее, чем я предполагал… Смотрите, как все это нелепо получилось! Я предпринял поездку, чтобы проверить, принимаются ли необходимые меры предосторожности, а сам даже не потрудился соблюсти элементарные правила…
– Н-да, – заметил Филип. И так как ему очень хотелось показать, что он тоже в курсе дела, сказал: – А наутро – явления со стороны глаз, пищеварительного аппарата и так далее?..
– Ни то, ни другое. Наутро почти ничего. Только легкая эритема под мышками. Накожные явления в довольно доброкачественной форме. Никаких пузырей. Но в бронхах оказались глубокие поражения, что открылось только через несколько дней. Остальное вам понятно. Ларинготрахеит усиливается с каждым днем… Острый бронхит с образованием налетов – классические последствия заболевания. И так в течение полугода.
– А голосовые связки?
– В самом плачевном состоянии. Вы же слышите мой голос. А ведь сегодня я еще могу говорить, потому что целый день возился с горлом. Обычно же полная афония.
– Воспалительное поражение голосовых связок?
– Нет.
– Нервное поражение?
– Тоже нет. Афония вызывается утолщением голосовых связок.
– Очевидно, оно и мешает вибрации. А вы принимали стрихнин?
– До шести и семи миллиграммов в день. Без всякой, впрочем, пользы. Но зато заработал отчаянную бессонницу.
– А вы с какого времени на юге?
– С начала года. Из Эперне меня послали сначала в госпиталь в Монморийон, потом в эту самую клинику Мускье около Грасса. Это было в конце декабря. Легкие, казалось, начали зарубцовываться. Но в Мускье у меня обнаружили склероз легких. Одышка очень быстро приняла мучительный характер. Без всякой видимой причины температура вдруг поднималась до тридцати девяти и пяти, до сорока, потом вдруг падала до тридцати семи и пяти. В феврале у меня был сухой плеврит с кровянистой мокротой.
– И температура перестала колебаться?
– Нет, не перестала.
– Чему вы это приписываете?
– Инфекции.
– Скрытой?
– Или хронической, кто знает.
Их взгляды встретились, глаза Антуана вопросительно блеснули. Филип положил руку ему на плечо.
– Нет, нет, Тибо. Если вы думаете, что у вас то самое, вы ошибаетесь. Легочный туберкулез, насколько я знаю, никогда в таких случаях не развивается. Вы должны знать это не хуже, чем я. Отравленный ипритом заболевает туберкулезом только в том случае, если у него раньше, до отравления газом, наблюдались симптомы этой болезни… А у вас, к счастью, добавил он, подымаясь с места, – не было никаких патологических изменений со стороны дыхательного аппарата!
Он успокоительно улыбнулся. Антуан молча наблюдал за ним. Вдруг он поднял на своего учителя взволнованный, полный горячей признательности взгляд и тоже улыбнулся.
– Да, я знаю, – сказал он, – и это мое счастье!
– С другой стороны, – продолжал Филип; он как бы думал вслух, – отек легких, который часто бывает у отравленных удушливыми газами, чрезвычайно редко встречается у отравленных ипритом. Это тоже счастье… И, кроме того, легочные последствия, вызванные ипритом, встречаются реже и, по-видимому, менее серьезны, чем у отравленных другими газами. Не так ли? Я читал недавно интересную статью по этому вопросу.
– Ашара? – спросил Антуан и с сомнением покачал головой. – Обычно считается, что иприт, в отличие от удушливых газов, поражает мелкие бронхи чаще, чем альвеолы, и менее резко нарушает газообмен. Но личный мой опыт и мои наблюдения над другими говорят, что это не совсем так. Дело, увы, в том, что легкие, отравленные ипритом, дают всевозможные вторичные заболевания, преимущественно весьма бурные и имеющие тенденцию превращаться в хронические. И я даже довольно часто наблюдал случаи, когда у отравленных ипритом внутриальвеолярный и в то же время пристеночный склероз приводил к блокаде легких.
Оба помолчали.
– А сердце? – спросил Филип.
– Пока еще сносно. Но надолго ли? Было бы нелепо думать, что сердце может не сдать, если ему в течение долгих месяцев приходится быть центром сопротивления отравленного газами и истощенного организма. Я не уверен даже, что отравление не распространилось на сердечную мышцу и нервные узлы. Последние недели я заметил кое-какие признаки сердечно-сосудистого расстройства…
– Заметили? Какие же?