– Это лечит раны души, Герфегест, – парировала Киммерин, и ее голос был очень тих.
Герфегест отставил чашу прочь. Его глаза сверкали яростью и, хотя он не отличался вспыльчивостью, почувствовал гнев.
– Если тебе, Киммерин, удастся представить, как страдает человек, потерявший свое сердце, ты узнаешь, что чувствую я. Но у меня нет желания расставаться со своей болью. Эта боль не дает мне забыть о Тайен – девушке, которую я люблю больше, чем люблю себя. Я не хочу, чтобы затянулась та рана, которой разорвана надвое моя душа после смерти Тайен.
– Тайен умерла, но ты, Герфегест, жив. У тебя будут другие женщины. Ты воин, который придется по душе любой, – не изменившись в лице, ответила невозмутимая Киммерин.
Герфегест сомкнул брови над переносицей. Ему вспомнился красавец Вада Конгетлар, о любвеобилии которого в Алустрале ходили легенды. Вада Конгетлар приходился ему двоюродным братом по материнской линии. И даже когда из перерезанного кинжалом горла Вады уже успела вытечь бадья крови, его губы продолжали улыбаться. Это была улыбка сладострастия.
– Пускай так, Киммерин. Но сейчас мне не хочется думать о ком-либо, кроме Тайен. И мне не понять, почему это так тебя беспокоит.
Герфегест стиснул зубы и призвал себе на помощь всю свою сдержанность – больше всего в этот момент ему хотелось залепить уста Киммерин увесистой оплеухой, какими мрачные керки награждают своих не в меру языкастых жен.
– Потому что я хочу тебя, – ледяным голосом сказала Киммерин, и в ее глазах не было скользких отблесков лжи.
Трое – Двалара, Герфегест и Киммерин – распластались перед Вратами Хуммера, вжимаясь телами в ледяные камни. Изумрудно-зеленые отсветы, вырывавшиеся из-за ворот, ложились на их потрепанную мокрую одежду, и злой ветер вылизывал их лица и руки. Горхла долго ходил вдоль ворот, ощупывая их. Затем и он лег.
Герфегест закрыл глаза. Горхла начал читать четыре заклинания Врат, которые, слетев с его уст, приобретали для Герфегеста совсем новый смысл. Они обрели тот смысл, которого раньше не имели.
– Горхла опытный человек, ученик самого Рыбьего Пастыря, – шепнула Герфегесту Киммерин. – Врата послушны ему. Мы можем ни о чем не тревожиться.
Но Герфегест и не думал тревожиться. Странное безразличие овладело им. Он не боялся потерять память снова – то, что уже изведано, не может быть по-настоящему страшным. В отдаленных тайниках его души даже теплилась надежда на такой исход – если Врата Хуммера отнимут у него память, они отнимут ее вместе с воспоминанием о смерти Тайен.
Ждать не пришлось долго. Изумрудно-зеленое сияние померкло, и Врата распахнулись.
– Добро пожаловать в Синий Алустрал, – с недоброй улыбкой сказал Горхла. Улыбка была адресована персонально Герфегесту.
Когда Последний из Конгетларов прошел под массивной гранитной аркой, он не стал оборачиваться. Сармонтазары больше не было – он знал это. Сар-монтазара осталась позади. Вместе с его прошлым.
Впереди лежали земли Пояса Усопших, скрытые сиреневым маревом.
6
– Мы не будем отдыхать, пока не доберемся до Денницы Мертвых. Так зовется город, где мы ненадолго остановимся, – Горхла ткнул крепким пальцем в засаленную карту.
По негласному уговору Горхла был старшим в отряде. Герфегест не роптал – он давно оставил позади тот возраст, когда начальствование над кем-либо приятно щекочет нервы, веселит душу и пестует гордыню. Ему было все равно.
– Мы будем идти ночью, а спать днем, – продолжал Горхла.
Никто не возражал. Все знали, что ночевать в Поясе Усопших гораздо опаснее, чем дневать. А спать во время опасности гораздо хуже, чем бодрствовать.
– Через восемь дней мы доберемся до старого порта Калладир. Там нас ждет корабль.
«Ждет, разумеется, если его палуба еще не превратилась в мраморную плиту, а паруса – в зеленые сопли», – подумал, но благоразумно смолчал Герфегест. Он знал, что в таком изменчивом месте, как Пояс Усопших, рассчитывать на что-либо постоянное значит совершать большую ошибку.
– Поэтому сегодняшнюю ночь мы проведем в пути, – подытожил Горхла и отхлебнул из фляги, висевшей у него на поясе.
Герфегест поймал недовольный взгляд, брошенный Дваларой на Киммерин. У него не было сомнений в том, что двое его попутчиков состоят в любовной связи. Безусловно, именно этим объяснялась подчеркнутая холодность, которую все время демонстрировал по отношению к Герфегесту Двалара. Ему было явно не по вкусу радушие Киммерин, не желавшей видеть в Герфегесте ни недоброжелателя, ни конвоируемого.