— Это как? — Она ошеломленно смотрит. Я иногда ловлю себя на мысли, что Темные специально не обучают своих, оставляя их неучами, чтобы те не могли выйти из-под их контроля.
— Если бы мы были в Саббате, то Артур провел бы пару обрядов. Но у меня нет таких возможностей, да и магически не вытяну. Предлагаю более болезненный вариант в пару этапов.
— Ну? — Я слышу по голосу Варвары страх. Мне и самому неприятно предлагать это.
— Во-первых, я закрою тебе разум.
— Так…
— Во-вторых, есть один прием с бумагой против зова Главной.
— Тот, который надо написать на бумаге, затем сжечь, а пепел выпить?
О! А не всё потеряно. Так она не такая уж тьма Египетская в магии.
— Именно он.
— Я уже это сделала пару часов назад. Знаю этот прием… — Ее голос отчего-то становится грустным. Решив не акцентироваться на этом, продолжаю:
— И третье, самое болезненное, придется тебе стать Смертной. Так ты потеряешься среди Инициированных. Если, конечно же, Деннард не идет по какой-нибудь твоей личной вещи. Зато для ведьминого огня ты будешь не уязвима.
— И как мне стать Смертной?
— Проколоть знак. Точнее, нанести рану.
Она морщится. Я ее понимаю, это болезненно и опасно — знак находится на венах. Но шансы уйти от преследования повышаются, как и исчезают ее возможности защищаться колдовством. Жду ее ответа, пока Варвара мучительно думает, щелкая ногтем, как делала когда-то Мел. Меня всегда раздражала эта привычка, но не сейчас — я, как зомбированный, смотрел на руки девушки.
— Я согласна. Но при условии!
— Каком?
— Ты обещал беречь меня.
— Да.
— Обещай жизнь отдать за меня и моего ребенка, если понадобится. Я хочу выжить, Оденкирк! Хочу родить и воспитать свою дочку.
Я чувствую, как во мне поднимается удушающее непонятное чувство: да и без обещаний буду это делать. Варвара — это всё, что осталось от Мелани. И если та отдала жизнь за нее, то и я сделаю так же. Думаю, Мелани была бы счастлива, знай мои мотивы и мысли.
— Мне тебе на крови поклясться?
— Нет. Достаточно слов.
Я вкладываю магию в произносимые мной слова, чтобы девушка чувствовала, что всё серьезно:
— Я, Рэйнольд Оденкирк, обещаю защищать ценой своей жизни Варвару Шувалову. Сойдет?
— Да. Как будем мне руку портить?
— Предоставь мне. Я — эмпат, чувствую боль. Поэтому знаю, как наносить раны.
Она хмыкает в ответ, от страха закусив губу.
— Сиди здесь.
Я приказываю ей, а сам направляюсь к продавцу. Парень, похоже студент, обсыпанный прыщами и комплексами, поднимает взгляд на меня и тут же ловится на мой гипноз.
— Дай самый тонкий, самый острый нож. Или лезвие.
Тот секунду думает, после чего со стеклянным взором опускается под стойку и протягивает канцелярский нож. Отлично! Я беру его и прячу в карман, отпуская гипноз.
— Пошли в туалет. — Я зову Варвару. Та неуверенно идет за мной, оглядываясь. Наверное, мы сейчас похожи на пару, которая хочет заняться сексом в кабинке. Под осуждающий взор студента мы входим в уборную, где жутко воняет хлоркой. Подойдя к раковине, я прошу Варвару задрать рукав и оголить знак, а сам пытаюсь придать уверенности своим действиям и не показать волнения.
— Ure! — Лезвие ножа вспыхивает огнем, прокаливая и обезвреживая его. — Лучше отвернись или закрой глаза.
Девушка в ужасе отворачивается, почти уткнувшись мне носом в плечо и беззащитно протягивая свою руку. Я беру ее тонкое запястье. А дальше делаю надрез, одновременно воздействуя своим даром и убирая боль. Под ножом среди линий Химерской луны выступает темно-красная венозная кровь и начинает течь по моим пальцам. Я крепко сжимаю зубы, потому что чувствую рану девушки.
Варвара удивленно оборачивается и смотрит, как истекает ее рука. Я же не сдерживаюсь и стону от боли. Дрожащими и немеющими пальцами начинаю зажимать порез.
— Остановись. Давай же! — Я приказываю, и магия Варвары тухнет под моим воздействием. Кровь прекращает течь; и теперь кажется, что ею улита всё.
— Надо перевязать. — Варвара начинает искать что-то подходящее для этого. Я же ощущаю, как боль меняется — теперь она пульсирует толчками, где знак Инициации.
— Сними мой шарф.
Варвара тянет здоровой рукой за синий осенний шарф на моей шее, который мне еще покупала Мириам. Он достаточно эластичный, что отлично подойдет для перевязки.
И вот я уже туго обвязываю ей руку.
— Ай! — Шипит Варвара: я уже начинаю возвращать ей боль, но стараюсь делать это аккуратно, при этом отвлекая сильным стяжением шарфа вокруг ее кисти.
— Прости, постоянно быть твоим обезболивающим не могу…
— Спасибо и на этом! — Ее рука представляет странное зрелище: обмотанная в несколько раз в мой шарф, недееспособная, будто в гипсе.
— Круто, что у тебя такой дар. Хотя, наверное, тебе не очень его иметь.
— Я уже привык.
— Рэй… — Она внезапно произносит мое имя именно с той интонацией, что и Мел, отчего сердце сжимается и перехватывает дыхание — это больнее, чем рана от канцелярского ножа.
— Да?
— Спасибо.
— Не за что.
— Я не за это благодарю. — Варвара поднимает свою обмотанную руку.
— А за что?
— За то, что не дал ей чувствовать боли, когда она горела…
Перед глазами тут же проносятся страшные воспоминания: яркий всполох зеленого, улыбка Мелани, моя рука, подносящая факел, горящая плоть девушки в кругу знаков врат. Я еле выдавливаю из себя:
— Пойдем… Нам нужно еще машину поймать.
***
Мы уже пятый час ехали без остановок, второй раз сменив машину, чтобы не засветиться еще у полиции, как угонщики, кем мы на самом деле и были. Рэй решил дать крюк, чтобы сбить с толку Деннард. Надо отдать должное, он действительно профи. Я не знала о многих приемах ухода от погони. Теперь Оденкирк нацелился раздобыть себе оружие. Мы уже умыкнули соль из кафетерия и нож.
Я, свернувшись калачиком, ехала на заднем сидении, укрытая его курткой. Руку жестко саднило. Я не могла ею ничего делать, и меня постоянно мучила тревога: может, зря это сделала? По сути, лишила себя защиты, каким бы заботливым Оденкирк ни был.
— Ты чего? — Он поймал мой взгляд в зеркале заднего вида.
— Зря я сделала это. — Киваю на свою на руку.
— Если хочешь, могу убрать боль на некоторое время…
— Нет. Не в этом дело.
— А в чем?
— Я не чувствую так своего ребенка… Раньше я ощущала ее энергетику, была в курсе того нравится ей что-то или нет, как ее здоровье. А сейчас… я просто беременная.
Я отворачиваюсь: не хочу показывать свои слезы и отчаяние. Машина начинает притормаживать, и вот мы уже стоим на обочине. Он оборачивается и серьезно глядит на меня:
— Чушь! Ты все еще ее чувствуешь. То, что тебе прокололи знак и лишили магии, не значит, что ты стала окончательной смертной. Просто ты стала не столь чувствительная к энергии ребенка.
Я вздыхаю, глядя в его темно-серые с синевой глаза. Как же хочется поверить ему! Но вместо этого я возмущаюсь:
— Откуда ты знаешь это? Ты же мужчина! Ты никогда не был беременным!
— И не буду. — Ухмыляется он. — Но мне приходилось быть без своей магии, так что могу сказать, что Инициированный всегда остается Инициированным со знаком или без.
Молчу — жду, чтобы дальше меня успокаивал. Но Рэйнольд опускает глаза и мрачнеет: