— Варя? — Девушка сразу поворачивается ко мне. Наши взгляды встречаются, и она замирает. — Варя! Варька!
Я кидаюсь к ней, проносясь через всю подсобку, мимо ошалевшего Стефана и Оды. Сестренка! Я почти повисаю на ее шее, ощущая знакомый аромат, отчего даже сердце больно сжимается от накатившей радости. Я уже не сдерживаюсь и начинаю плакать навзрыд, утыкаясь носом в родное плечо, путаясь в тонких шелковых нитях волос. Теплая, любимая, своя!
— Варька!
— Аня? — Она сначала, будто не веря своим чувствам, осторожно касается моей спины, а затем так вцепляется в меня, что остаются следы ее ногтей, несмотря на мой толстый свитер. — Анька! Боже мой!
Она отрывается от меня и хватает за пылающее от счастья лицо, улитое слезами. Сама она такая же: плачет и смеется. Мы сейчас две ненормальные, держащие друг друга в объятиях и хохочущие от счастья.
— Живая! Живая! Думала, тебя с того света возвращать надо, а ты живая!
Я поддакиваю на ее радость, всхлипывая и шмыгая носом.
— Живая! Давно оживили! Дэррил к тебе не пускал. Все говорил потерпеть!
Я, хохоча, снова накидываюсь на нее, стискивая в объятиях и ощущая теперь от нее робкую, почти незаметную, мягкую энергию ребенка. Кажется, там тоже радуются мне.
— Сохранила?
Я чуть отхожу и смотрю на живот плачущей Вари. Та не в силах ответить, лишь согласно мычит.
Одуревшая от радости и ничего невидящая от слез, я обнимаю Варю за плечи, а сама смотрю на онемевшего Стефана и Оду. Клаусснер уже опустил пистолет и неосознанно обнимал девушку; у обоих было одинаковое выражение лица: шок и интерес к происходящему.
— Стефан! Боже! — Я бросаюсь обнимать Клаусснера. Тот еле успевает меня поймать. Я же чмокаю его в небритую колючую щеку. — Ты все такой же огромный! Как дела у тебя? Как Ева? Ты как тут вообще оказался?
Стефан, кажется, онемел от того, что его обнимает покойница, и в ответ лишь посмотрел на угол, где столпились остальные люди.
Я оборачиваюсь и вижу всё тот же шок и замешательство, что и у Стефа с Одой. Парни сгрудились в углу и слышно как, кто-то постоянно шмыгает носом.
— Моя сестра меня нашла, ребята! Они свои! Они за мной!
Я пытаюсь расшевелить их: пусть хоть что-то промелькнёт на их лицах! Но они лишь переглядываются и смотрят куда-то в темноту угла. Проходит движение, и вижу, как чуть отходит Эйвинд, открывая взору улитого в крови Питера — кажется, ему кто-то сильно врезал, что повредил нос и губу, поэтому Басс постоянно шмыгает носом и утирает кровавые сопли рукавом.
— Ой, Питер! Кто тебя так?
Он делает странный пас в сторону темного угла, где уже различается черная куртка Кристофера и чье-то плечо. Я подхожу к ним ближе, и от увиденного мое сердце замолкает: за Эйвиндом и Питером у самой стены стоит Он, навалившись в борьбе на Бьярке. Похоже, мое появление предотвратило очередной перелом носа, только теперь Кристоферу.
Тот, который снился мне каждую ночь, тот, по которому я тосковала сильнее чем, по кому бы то ни было в жизни, тот, кто был самым первым моим воспоминанием, стоял во плоти передо мной. Это было удивительно и пугающе одновременно. Потому что мои мечты и сны внезапно стали осязаемы. Да, он не был столь идеален, как воспроизводило мое бедное сознание.
Н О О Н Б Ы Л Р Е А Л Е Н.
Я видела, как мужчина часто дышит, могла рассмотреть и коснуться его щетины, он приобрел болезненный цвет лица и тени пролегли под глазами, стал худее, и даже могу сказать, что постарел, потому что появились новые морщинки у глаз, ноРэйнольд был настоящий.
Боясь спугнуть видение, не чувствуя своих ног, я медленно шла к нему. Кажется, мир умер, остались лишь я и эти следящие за мной темно-серые с синевой глаза — цвет грозового неба, когда тучи клубятся, и на землю вот-вот хлынет дождь с раскатистым громом и яркой молнией. Только в этих глазах не было этой стихии, обычно она появлялась, когда Рэй злился, теперь я в них читала то же, что сама чувствовала: сердечную боль и недоверие к реальности происходящего.
Я подхожу, слыша, как за спиной расступаются и отходят парни. И вот я уже почти вплотную стою и смотрю снизу вверх на него. Мое дыханье дрожит от возбуждения, снова дар начинает пробуждаться и нестись, как оголтелый, по моим нервам. Глаза! Любимые, нежные, родные! Каждая черточка, каждая морщинка, впадинка — всё мое, так бы и расцеловала. Даже шрамик у уха тот же, неизменный. Чувствую, как кончики пальцев начинает покалывать от желания дотронуться до него. Он шумно сглатывает и хрипло произносит мое имя:
— Мел?
И я кидаюсь к нему на шею, чувствуя, как меня тут же подхватывают его руки и крепко сжимают в своем кольце. Я почти со вскриком вдыхаю запах Оденкирка: смесь одеколона, Саббата, кожаной куртки и его — аромат тела Рэйнольда с горчинкой и пряной ноткой. Вино с перцем…
Я пытаюсь чуть отдалиться и найти его губы. Рэй тут же откликается и целует, шумно переводя дыхание от переполняющих чувств. Да и я сама задыхаюсь, но боюсь оторваться от поцелуя. Магия во мне всплескивается и достигает критической точки. Всё. Хлопок, и перед глазами проносится вспышка света. Мой дар, словно ураган, проносится по телу и передается Рэю. Знаю, что эта мощнейшая энергия сейчас залечивает все его раны и болезни, но я сама отдаю слишком много, и на меня наваливается бессилие с темнотой. Любимые черты плывут перед глазами. Он улыбается, глаза цвета грозы, кажется, вот-вот расплачутся, но моя голова бесконтрольно опрокидывается назад, и я с судорожным вздохом отключаюсь в любимых руках.
***
Она то ли вскрикивает, то ли громко выдыхает, отстраняясь от меня и прерывая поцелуй, смеживает веки и запрокидывает голову назад, открывая взору свою тонкую белую лебединую шею. Я сначала не понимаю, принимая это за выражение чувств, но через секунду осознаю, что она не двигается, полностью повиснув в моих руках.
— Мелани?
Во рту пересыхает от испуга. Неужели мертва? Вот так вот, одно мгновение и всё?
Я трясу ее, зову, опускаюсь с ней; ко мне подскакивает кто-то и помогает положить аккуратно на пол. Чьи-то руки трогают ее лоб и щеки, я же приникаю ухом к ее груди.
Сквозь тепло и мягкость свитера слышу — стучит! БЬЕТСЯ! Сердце спокойно и тихо отбивает свой ритм.
— Что с ней? — Я приподнимаю ее голову и вглядываюсь в ее лицо, пытаясь разглядеть хоть какие-то признаки того, что она меня слышит. — Обморок?
— Нет. Перегруз магии. Разве не почувствовал, как она дар использовала на тебя? Такой всплеск был! Что даже я ощутил в стороне.
Я смотрю на парня, которого собирался бить, и пытаюсь понять, что он сказал. Перегруз? Воздействие? Я не помню. Точнее не обратил внимания. Я настолько был весь в радости от встречи, что разорвись рядом бомба — не услышал бы. Не то, что осязаемость магии.
— И как долго она такой будет?
— Вчера весь день продрыхла, когда Хенришсена вылечила.
— Хенришсена? — Я чувствую себя странно, сбитым с толку. Я оглядываюсь по сторонам и вижу, как на нас смотрят эти незнакомые люди и Варя со Стефом неподалеку.
— Я так понимаю, мы теперь друзья? — Подает голос другой незнакомец, который пытался меня вырубить инквизиторским силком. Он смотрит на меня враждебно и, кажется, в отличие от всех явно не рад нашему появлению.