— Тогда, кто такие те, кого считают выдумкой? — Я задаю вопрос всем, хотя, не отрываясь, смотрю на Мелани.
— Древние?
— Бред! — Фыркает Клаусснер. — Они еще тогда не были зомби.
— Ну, может, не были, а планы у Моргана на них имелись. Ведь для чего-то он их поднял из могил?
— Дэррил говорит, что Моргану нужна была информация от Древних, как убрать Старейшин, и магии в них нет. Они Смертные.
— Тогда кто?
Все переглядываются и жмут плечами. Через пару минут раздумий и молчания слышится зевок.
— Не знаю, как вы, а я чертовски устала! — Восклицает Варвара, сладко потягиваясь.
— Иди, отдыхай. — Мелани ловко выпархивает из моих объятий, чтобы обнять сестру. Я смотрю на них и вижу единое целое: две девочки, пришедшие вместе в этот мир — одно лицо, разные судьбы и характеры. Они что-то шепчут друг другу на русском, каждая целует в щеку другую, и Варвара уходит.
Может, зря я отказался от затеи выучить русский? Сейчас бы знал, о чем они секретничали и от чего у Мелани так вспыхнули щеки.
— Ладно, пойду с Евой поговорю… — Вздыхает следом Стефан.
— Как она? — Оборачивается Мел к Клаусснеру, не спеша возвращаться ко мне. А у меня руки будто горят без нее, и волной встает раздражение и злость, что я ей физически не нужен так, как она мне.
— Ева вся в планировании свадьбы и делах Сената. Она расширила дар и теперь желает утвердиться как пророк — это ее старая мечта. — Грустно заявляет Стефан, глядя на дно своего бокала с вином.
— Что-то ты печально говоришь об этом… — Мелани словно прочитала мою мысль и озвучила.
— Просто вся эта кутерьма по поводу свадьбы, у меня уже вот тут сидит. — Стеф показывает пальцем на горло.
— Да, но разве ты не этого хотел? — Изумляется любимая.
Я, стараясь не рассмеяться, ложусь на пол, сладко потягиваясь, и с улыбкой слушаю их разговор: ну да, Мелани не в курсе, что пара Ева-Стефан трещит по швам по поводу предстоящего брака.
— Я? Я мечтал об этом! И, черт возьми, я безумно хочу, чтобы Ева сменила свою занудную фамилию на Клаусснер! Но эти вопросы: где будет проходить свадьба, кто будет на ней, какие цветы, какая рассадка, кто будет развлекать гостей, нужен ли оркестр и прочее — я на них не подписывался, Мел! Мне плевать, где будет свадьба: хоть на Гавайях в бикини или на Северном Полюсе с пингвинами. Но Ева хочет угодить всем!
О! А это новая информация! Я поворачиваюсь на бок и смотрю на кислую рожу Стефа:
— Это кому хочет угодить Ева?
— Как кому? Лауре и своим родителям! Валльде — те еще педанты, семейка банкиров, имеют крутые связи. Хотят такую свадьбу, которую можно будет показывать, как самую образцовую для высшего круга. Скукота, одним словом! Лаура же хочет привести мать из психушки и еще несколько людей, которые в свое время в детстве нам помогли. Сам понимаешь, что это за люди…
Я киваю. Вне сомнений: либо бандиты, либо сутенеры, либо наркодиллеры. Хотя, точнее сказать, все вместе — итальянская мафия. В свое время Лаура многих своих бывших любовников, по которым плачет тюрьма, отправила на тот свет, избавляясь от навязчивых покровителей. Тогда, да, я понимаю, почему нервничает Ева. Банкиры и сумасшедшая фрау Клаусснер с Лауриными друзьями в одном месте — свадьба сулит проблемами.
— Бедный Стефан… — Мелани улыбается, пытаясь сдержать смех. Она легонько его обнимает, на что Клаусснер льнет к ней со словами: «Ну, хоть кто-то меня пожалел». И снова во мне ревность, как змея, начинает шевелиться и шипеть от негодования. Но я лишь отворачиваюсь, смотря на пылающий огонь. Через секунду получаю тычок по ноге: Клаусснер пинает своей здоровой ногой прямо под колено.
— Оденкирк! У тебя с лицом что-то случилось — перекосило. Смотри, на всю жизнь так останется.
При этом Мелани не отпускает от себя, обнимая ее за талию. Она улыбается, но явно не понимает, что происходит — то ли мы серьёзно, то ли дурачимся.
— Кто бы говорил… — Бормочу я, вспоминая, как Клаусснер сам рефлексует, как паралитик, стоит проявить кому-то нежность или заботу к Еве. Притом без разбора: все Саббатовцы испытали его ревность на себе.
Стефан, противно ухмыляясь, прощается с нами и уходит наверх, доставая мобильный, и где-то уже оттуда я слышу итальянско-английское воркование Стефа с Евой по телефону. Мы остаемся с Мелани одни возле камина, остатков еды и грязной посуды.
— Надо убрать… — обреченно вздыхает она, осматриваясь вокруг. Я же чувствую, как желание электричеством проносится по мне, напоминая тот ток от прикосновений, который я чувствовал, когда впервые ее касался. Теперь я знаю, что это было: мы уже тогда принадлежали друг другу, еще не осознавая этого. А как она испуганно билась в моих руках, когда впервые ее поцеловал?
— Иди ко мне. — Я ловлю ее за руку и тяну к себе. Мел послушно попадает в мои объятия, и я с упоением начинаю целовать ее, позволяя теперь в полной мере ощутить нежность и мягкость кожи любимой, ласкать девичье тело, ощущать хрупкость ее рук, остроту плеч, покатость бедер. Я слышу свое имя, будто вздох, и желание еще больше опаляет меня: я хочу ее здесь и сейчас. Плевать, что нас могут увидеть или услышать! Плевать на всех и всё! Этот мир задолжал мне ее.
Резко повернувшись, меняю положение — теперь Мел находится подо мной, а я лежу сверху, получая еще больше доступ к ее телу.
— Рэй!
Смеется чертовка! Видит, как я ее хочу. Она начинает хихикать, когда, целуя ее шею, запускаю руки под кофту. Под моими грубыми пальцами тонкая, горячая кожа девушки. Я накрываю ладонью ее грудь, спрятанную от меня в бюстгальтер.
— Нас могут увидеть…
— Плевать! — Бормочу, опускаясь ниже от шеи к ключицам, тем временем пытаясь справиться с застежкой на ее белье. Будь прокляты эти крючки и замки всех бюстгальтеров! Мелани решает помочь мне и сама тянется расстегнуть лифчик. Поэтому моя рука рефлекторно скользит ниже. Гладкость кожи и рельефность ребер…
Где они? Неужели я ошибся? Хочу ощутить эти борозды, оставленные на ней после стройки, как напоминание, что я — причина того, что она тут, рядом со мной. Но их нет…
— Мел… подожди… — Я отрываюсь от ее губ, слыша, как часто она дышит. Щеки горят от возбуждения, а волосы чуть пушатся, будто наэлектризованы. Да Мел сама выглядит так, что может шаровые молнии посылать не хуже Романовой. Моя девочка замирает и удивленно смотрит, тем временем как я скольжу пальцами по ее ребрам. И тихо смеется! Раздражение вспыхивает во мне, и я задираю кофту. Их нет, шрамов больше нет!
— Они исчезли. У меня полностью новое тело! У меня нет ни единого шрамика. — Мелани хихикает, счастливо закусывая губу, а глаза блестят, будто драгоценные камни. Она снимает с себя кофточку и лифчик, но оставаясь все еще в джинсах. Прекрасна. Каждый изгиб, тонкость линий, прозрачность и бледность кожи, идеальные формы. Богиня! Во рту аж пересыхает от желания. Но меня что-то тревожит, где-то на задворках бьется мысль, которую я никак не могу оформить из-за своей похоти. Мелани встает на колени и начинает целовать мою шею и кадык. Я подавляю стон, привлекая ее к себе, и снова мои пальцы скользят вдоль изгиба поясницы, затем туда, где были два грубых уродливых шрама.
«Рэйнольд. Ты это… хотел сказать тебе… У Мелани тело новое. Понимаешь?»