Во мне что-то ломается. Я испытываю страх — противное чувство, которое в последнее время все больше стало возвращаться и путать мои мысли.
— Дайте мне информацию на Нину Субботину.
— Нина Субботина проходит по делу номер 38.57.02.2047. Дело ведет Архивариус первого типа Морена Бьянчи. Нахождение — Карцер, восемнадцатый этаж.
— Спасибо.
Я разворачиваюсь и почти бегом устремляюсь к порталам в Карцер.
— Валльде, вы еще в Сенате?
Меня останавливает за руку Архивариус Грант.
— Да. Но я собираюсь уже уходить.
— Отлично передайте это Архивариусу МакНабу.
Он впихивает мне сличитель в руки. Я киваю, про себя отмечая, что нужно найти Нину и пройти в Мосул на место происшествия. Меня словно разрывает: долг Архивариуса — поскорее отдать сличитель — и чувство к Нине, гонящее в Карцер.
Я притормаживаю у портала в нерешительности, осознавая свой провал как Архивариуса: личной жизни, чувствам и эмоциям нет места в Сенате. Но, как показывает практика, они все равно сюда прорываются, подавляемые голосом разума.
В итоге, понимаю, что если сейчас не увижу Нину, то не смогу сконцентрироваться на работе. Поэтому снова продолжаю путь к порталу. Оказавшись на восемнадцатом этаже, попадаю в тишину ожидания. Здесь я могу себе позволить чуть ли не бегом идти вдоль дверей, выискивая нужное имя. Мягкий ворс ковра топит звук моих спешащих шагов, не давая понять обвиняемым, что один Архивариус тронулся умом.
Вот она! Дверь с черной таблицей, на которой начертано имя «Нина Субботина» и другие данные. Сердце замирает. Ощущение, что я в кошмаре — мои опасения сбылись. Я хватаюсь за дверную ручку, чувствуя, как она магически откликается на мой Знак, давая пропуск внутрь, и поворачиваю ее.
Вхожу. Я не сразу замечаю ее, потому что кажется, что комната пустая. На самом деле, Нина сидит на полу за кроватью и смотрит в окно, поэтому виднеется только ее голова со светлыми волосами и плечи.
— Нина?
Она оборачивается и встает. Отмечаю, что впервые вижу ее в джинсах и белой футболке. Обычно она во всем черном и на ней постоянно много одежды свободного кроя. Сейчас же она выглядит, как все заключенные в Карцер. Но белый цвет и почти облегающая одежда подчеркивают бледность ее кожи и светло-пшеничный цвет волос, а еще худобу. Она даже кажется мне подросшей, потому что не сутулится как обычно, а стоит с ровной прямой спиной.
Я чувствую онемение в теле. Скорее всего, это шок. Нина тоже не двигается. Мы просто стоим и смотрим друг на друга. Она не плачет, не прожигает ненавидящим взглядом, не нервничает, даже не злится. Она, как всегда: чуть хмурая, собранная, готовая к нападению в любой момент, закрытая, даже ее энергетика ровная, почти бесшумная и неощутимая.
— Что случилось?
Я наконец-то выжимаю из себя хоть что-то, и Нина оживает в своей позе, отводя глаза в сторону.
— Обвинение в убийстве несовершеннолетнего Смертного.
— Основания?
— Были свидетели, которые слышали угрозы от меня.
— А улики?
— Убийство было совершенно без магии. Поэтому всё чисто на энергоуровне.
Я хмурюсь. Всё понятно как божий день: подставили. То чего я боялся, произошло. Я знаю Нину, несмотря на ее суровый вид и порой резкие выпады, она не будет убивать человека и, уж тем более, мстить.
— Есть предположения, кто мог подставить?
— Есть. Даже предполагать не нужно. — Я замечаю еле заметную улыбку на ее губах. — Это Павел. Он подал заявление на меня.
— Почему?
— Он ненавидит меня, как и все остальные Химеры.
Не справляюсь с тяжелым вздохом. Невероятно трудно контролировать себя сейчас. Я знаю, что Нину, мягко говоря, недолюбливают в клане и за пределами его, потому что она помогает Сенату, выдавая своих же на аутодафе. Вспомнить, хотя бы, как осенью на нее напали. Если бы не Мелани, я бы ее потерял тогда.
— Нина, ненависть не толкает людей просто так обвинять в убийстве Смертного. Что ты сделала Павлу?
— Он высказался обо мне на одной вечеринке, я заставила его публично признаться, что он гомосексуалист и влюблен в своего лучшего друга.
— Ясно. Думаешь, он убил своего Смертного ради того, чтобы отомстить?
— Я думаю, что убитый мальчик вовсе не был его Смертным, как он заявляет Сенату. У него нет даже родственников. По крайней мере, до убийства никто не знал о них.
— Ты угрожала ему?
Нина безразлично жмет плечами.
— Он неделю назад пришел на собрание в мой клан и начал оскорблять. Я ответила, чтобы закрыл рот, иначе за любое слово в мою сторону будет расплачиваться кровью. За мной не постоит.
— А дальше?
— Через два дня обнаружили тело мальчика с перерезанным горлом.
Она разводит в недоумении чуть руками, будто говоря: «Как-то всё нелепо получилось».
Я молчу, не двигаясь, чувствуя, как кровь носится по венам. Подставили, притом бездарно.
Я не знаю, что нужно сделать: хочется подойти к Нине и коснуться ее. Может, сказать слова поддержки? Но Нина не выглядела потерянной и безутешной. Она была собой. И это обескураживало и нравилось одновременно.
— Думаю, меня подержат здесь неделю, а потом из-за отсутствия улик выпустят. Если Сенат будет расположен. Сейчас, вроде, идет чистка Химер.
Я молчу, так как знаю двойственность ситуации: Сенат может, закрыть дело и назначить аутодафе, если даже найдет косвенную улику, а может выпустить. Сейчас непонятно, что происходит. От этого мне становится страшно за Нину еще больше. Самое болезненное оказалось то, что я понял по ее глазам — она в курсе своего положения.
— Я думаю, твое дело затянется. Людей сейчас нет. Наверное, тебе придется посидеть несколько недель тут, пока приступят к тебе.
Нина кивает. Это слабое утешение, но все-таки. Сейчас и вправду некоторые судебные процессы приостановлены. Значит, шанс у нее есть. Тишина продолжает терзать нас, мы стоим и смотрим друг на друга. Я хочу коснуться ее, но боюсь она откажется или оскорбится.
«Ты — Архивариус, Валльде. Твой статус теперь запрещает личную жизнь. Ты свой выбор сделал».
Эти слова были брошены ею в последнюю нашу встречу, когда пытался пригласить девушку на свидание. Думал, что после нашего поцелуя Нина согласится на отношения со мной. Но был отказ: жестокий, резкий, честный.
Кажется, пора уходить. Нечего тешить себя иллюзиями. Я смотрю на сличитель, который надо отнести Архивариусу. Долг службы — теперь моя личная жизнь. Пересилив себя, я поворачиваюсь, чтобы выйти из Карцера, бросая ей через плечо: «Я буду следить за твоим делом. Постараюсь сделать всё возможное».
Но меня останавливает ее фраза, одновременно произнесенная со мной:
— Ной, я часто думаю о тебе…
Я застываю и оборачиваюсь. Все та же поза, только глаза стали испуганней, а на лице появился румянец.
— Я… Я скучаю. Мне не хватает общения с тобой… Мне кажется, ты мне нравишься… очень.
Нина говорит тихо, заикаясь, с дрожью в голосе, отчего ее и так хриплый голос, сипит еще больше. Она странно и нервно дергает плечом, будто что-то мешает на спине, отводя от меня взгляд.
От ее слов становится удушающе горячо в груди. Не хватает воздуха.
— Ты сказала, чтобы я не забывался, так как я — Архивариус.
Нина гордо поднимает подбородок и обиженно отворачивается. Кажется, она подумала, что я отказался от нее.
— Я тоже влюблен в тебя, Нина. И мне тоже не хватает общения с тобой.