Помянули отца с матерью.
Рюрик поинтересовался, как живет брат, агроном по специальности. Тот кисло улыбнулся.
– Коли в мае – дождь да гром, то не нужен агроном. Казаки обратно косами косят.
– Так плохо?
– Ну, не очень!
– Совсем нет работы?
– Считай, что нет.
– С твоими знаниями? И никто не спросит?
– Просют та просют, да редко подносют! День бижу, три лежу! – брат рассмеялся. – Ты не переживай, у нас тут на подножном корму перезимовать можно. А я еще на подстанции работаю, дежурным электриком. Знаю, правда только, как рубильник включать, да выключать, а больше там и не надо. Зато, рядом с домом. Это Фрол вон устроился на работу в городе, неделю тут, неделю там. А мне такая работа не по душе.
При упоминании мужа Аделина выразительно посмотрела на Рюрика. Рюрик, как сытый кот, равнодушно отвернулся. Между тем изрядно выпивший Фрол, ревновавший жену лишь в подпитии, бдительный сейчас как никогда, удивился его реакции.
– Рюрька, ты часом не заболел? – спросил он.
– Квелый, ты какой-то! – согласилась с Фролом Ольга. Один Степан, не замечал смурного настроения брата, как всегда сыпал пословицами.
– Вот, попався ночувака, ни цэлуе, ни балака. А не ты ли Аделина, мову брату грусть– причина?
Ольга строго посмотрела на мужа. Шутки Степана всегда переходили дозволенные границы. А Степан продолжал подначивать соседку.
– Ой, гоп гопака, полюбила казака! Ты где будешь спать Рюрька. В саду?
– Перестань! – еще раз одернула его Ольга.
– А я разве на что намекаю? Ха, ха! Поимей в виду, Рюрик. – посмеивался Степан. – когда бабы нам кости перемывают, им можно. А с нашей стороны ни о чем не спроси.
– Ты спрашивай по делу! – сердилась Ольга.
Фрол, сыто рыгнув, подал голос.
– Любопытство, конечно, не порок, но большое свинство.
Аделина и Ольга, видя, что мужья уже хороши, затянули песню.
Фрол заблагодушествовал от вина и от песни. Он положил руку на плечо Рюрику.
– Ты Рюрька мне дюже нравишься! – вдруг заявил он. – Хошь, я тебе сделаю подарок, от которого у тебя ухи опухнут.
Рюрик на всякий случай отодвинулся от Фрола. Знать набрался до кондиции. Вдруг по пьяни на самом деле врежет в ухо. И выйдет, Степан языком трепал, а он как кур в ощип попал.
– Что за подарок? – нехотя спросил он.
– Сейчас узнаешь.
Дамы тоже бдили своих мужчин. Они оборвали песню. Вино, оно ведь штука непредсказуемая, не знаешь, куда поведет казака; то ли на игрища, то ли на геройство потянет, то ли спать под лавкой уложит. Аделина подошла к мужу.
– Пойдем домой.
– Погодь! – остановил соседку Степан, и подмигнул Рюрику. – Твой Фрол, найився, напывся, царем обратився. Давай послушаем, что он гутарит.
– Молчи жинка. – подтвердил Фрол, беря за руку Аделину. – Я тебя по древнему казачьему обычаю дарю Рюрьке. Со всем твоим, и…и…и моим приплодом, как на Тихом Доне. Владей Рюрька.
– Дурак, ты чего лопочешь? – накинулась на него Аделина. – А ну вставай, пошли домой.
Фрол упирался. Остатки логического мышления подсказывали ему, что он делает что-то не то. Он спросил:
– Если я тебя отдал, то где тогда мой дом?
– Дома!
– А ты чемодан с бельем взяла?
– Какой чемодан?
– Что тебе Рюрька подарил.
– Ничего он мне не дарил!
– А почему?
– Потому!
– Гребует?
Аделина крепко взяла под руку мужа.
– Ой, стыдоба ты моя. Позоришь ни что, на весь белый свет. Али я тебе неверная была? Детей бы постыдился.
Когда они ушли, Ольга сказала Рюрику, что вот так каждый раз.
– До конца жизни будут выяснять отношения. У…у, – вдруг она погрозила Степану, – бабу ни за что в грех введешь. Она мне два раза предлагала пойти примеркой заняться. Хоть бы глазом глянуть на те чемоданы!
– Что ж ты молчала! – рассмеялся Степан. – мы бы ей помогли растелешиться. А потом сказали, ну извиняй, розыгрыш.
Ольга собирала со стола. Она участливо спросила Рюрика, где ему стелить спать, в доме или в саду?
– Комары сожрут в саду. Сетка прохудилась. – стал отговаривать его Степан.
– Я привычный! – сказал Рюрик.
– Твое дело.
Степан принес и кинул на топчан матрас. Ольга дала свежие простыни. Сидели курили со Степаном. Внизу сквозь деревья отливала серебром, река. В глухим всплеском вскинулась большая рыбина.
– Сазан, должно, быть! – сказал Степан. – А может и не сазан! Может сом. Водятся еще. Редко, но попадаются. Стаська с Васькой на прошлой неделе одного килограмм на пять вытащили.
– Съели?
– А что с ним делать было. Не смотреть же на него!
– Хорошо тут у тебя! – сказал Рюрик.
Брат принес арбуз. Алая сердцевина таяла во рту. Чтобы не пачкать руки, периодически отворачивали в сторону головы и сплевывали под ноги в темнеющую траву черные семена.
Настал том миг успокоения, который бывает только дома.
Пахнуло ароматом свежескошенного сена.
Звенели цикады. Месяц зацепился рогом за верхушки деревьев. Облака были похожи, на уснувшие отары овец. Тихо, светло и грустно. С реки потянуло молоком тумана. Рюрик поежился.
Откуда то донесся девичий истошный вопль. Затем послышался смех. Прочищая горло, запели проснувшиеся петухи.
– Кого-то щупают на предмет согласия! – со смехом сказал Степан.
– Счастливые! – отозвался Рюрик.
– А ты чего своих, не привез? Или потом подъедут? – спросил брат, откровенно зевая.
Рюрик решил не тянуть до утра и все, как есть, сейчас выложить брату. Завтра у брата будут дела, а сегодня можно спокойно поговорить. Никто не мешает.
– Я с Клавдией подал на развод.
– Чего так? – удивился брат. – Баба она вроде ничего, домашняя. Моя говорит, смотреть на нее не могу, как она со щеточкой вокруг тебя крутится, пылинки сдувает. Пылесос, говорит, сейчас ей дам. Или другую, нашел?
– Нашел. Только не это причина. Заразу я поймал.
– Ну, брат! – рассмеялся Степан. – Правильно она сделала, что на развод подала.
– Подал я!
Степан недоуменно смотрел на Рюрика. Потом тревожно спросил:
– Слушай, а Ольга тебя в губы поцеловала. Чего ты там поймал?
– Я другое! У меня …! – и Рюрик произнес то роковое слово, которое лишает людей покоя, и гнет их к земле. – Мне может быть неделя осталась, может полмесяца. Живот жечь уже начало. Врачи не берутся операцию делать, говорят, опоздал. Так, что ты брат извиняй, что я тебе хлопот придам. Но хочу я здесь в землю лечь. А с Клавдией, с сыном, с тещей, я все дела порешал. Оставил им все. Тебе, вот, машину пригнал.