еснялись. Им были ближе другие забавы, а Паша был партнёром сразу для всех девчонок. Все становились с ним в пару по очереди. И когда Павел подходил ко мне, я трепетала, как лист на ветке и лицо моё становилось бардовым от смущения. Муж всё что-то искал, складывая вещи в большой дорожный чемодан. Попутно задавал вопросы, на которые я отвечала невпопад, потому что впала в какую-то сладостную нирвану. Такое случается, когда ты ждёшь исхода важного вопроса, знаешь, что оно обязательно свершится, только мешают обстоятельства, а потом вдруг всё разрешается быстро и безболезненно. Без всяких сомнений, оскорблений, выяснений, делений и ещё разных долгих и неприятных мгновений. – Чудесный вечер, осталось несколько часов до праздника, – извиняясь, сказал Павел, рассчитывая на мой ответ и продолжение разговора, но я молчала, тогда он продолжил, – после праздников сходим в ЗАГС? – Зачем? – испуганно спросила я, но вскоре с улыбкой ответила, – да, конечно! – Ты, действительно с прибабахом, – с удивлением глядя на меня, охарактеризовал он моё состояние, – дурочка, что ещё сказать? От неё муж уходит, а она никаких мер не принимает. Мои глаза сияли радостью, от того что Новый год начнётся для меня, с новой страницы жизни. – Паша, обещаю, после встречи Нового года приму все меры по улучшению собственной жизни. Почему-то мои слова обидели Павла, – ты никогда не любила меня, – сказал он, опустив голову. Что я должна была сказать? Что вышла за него замуж только потому, что он носит имя моего любимого человека? Вот оно, ещё одно обстоятельство не сложившихся наших с мужем счастливых отношений. И в этом полностью моя вина. Сознаюсь и каюсь. Ну, греет твоё сердце имя любимого мужчины и ладно. Зачем же замуж надо было выходить? А всё родители со своими переживаниями и рассказами-страшилками о старых девах и всякой другой чуши. Хороший мальчик их добрых знакомых. Хороший, но не любимый. Не любила в нём всё, кроме имени. Я давно догадывалась, что у мужа кто-то появился. Когда я рассказала о своих подозрениях подруге Светлане, мы с ней работаем в одном отделе на нашем единственном затухающем комбинате, она удивилась моему спокойному отношению к случившемуся. Тогда Света "обласкала" меня нежно, но конкретно, назвав дурой и объяснила, что во мне живёт не любовь к тому Паше, а память о первой детской привязанности, которую любовью назвать никак нельзя. А чтобы появилась другая зрелая настоящая любовь, надо ходить на всякие мероприятия, общаться, знакомиться, флиртовать в конце концов. – Ты же не Ассоль, а всё ждёшь своего капитана Грея. Он уже галопом по Европам, а ты вся в мечтах. Может правда, как говорит Света, несчастливая я по своей глупости. Да и с чего мне быть счастливой. Родители умерли. Мало того, что рано, хотя, когда смерть приходит вовремя. Да ещё почти вместе. Сначала ушёл папа, следом за ним мама, оставив меня одну, с нелюбимым мужем. С дачей, которую надо срочно ремонтировать, а мне не то что ремонтировать, но и ездить туда не хочется. Одной что мне там делать? А Паша, который муж, отнекивался, выходные у него всегда были заняты дополнительной работой. Но я понимала какой работой. Когда за Павлом закрылась дверь, я не стала радостно звонить Свете, чтобы услышать её мнение о моих последних событиях. Приготовив крепкий кофе, стоя у окна, я баловала себя любимым напитком, наслаждаясь его ароматом, и любовалась чудесным снежным пейзажем. Хорошо, что конец декабря оказался снежным. Раньше, в детстве, мы выбегали после боя курантов на улицу и с соседскими детьми и их родителями запускали петарды, бросались снежками, лепили снеговиков. А заводилой наших шалостей всегда был Павлик. Так с приятными воспоминаниями, я стала разбирать разные вкусности, рассчитывая встретить Новый год одна, свободной и счастливой. Правда могла бы объединиться с любимым коллективом, который новогоднюю ночь будет встречать в офисе. Корпоратив устраивает новый директор комбината. Его к нам прислали совсем недавно. Высокий, непонятного возраста дядечка с бородой и усами. В мешковатом свободном свитере, он совсем не походил на директора перспективного когда-то, но всё ещё большого комбината. Мне пришлось его видеть один лишь раз, когда он вбежал в наш офис знакомиться и, так как я оказалась ближе всех к нему, протянул свою ладонь-лопату и так стиснул мою ладонь в рукопожатии, что я вскрикнула, а он даже не извинился. Поэтому участвовать в этом мероприятии, которое собрали по его инициативе, мне совсем не хотелось. – Молодёжь будет много пить, горланить современные песни с бессмысленными текстами, танцевать под ненормальную музыку дёрганные дурацкие танцы, – говорила я Свете, которая звонила мне, уговаривая посетить это сборище. – Ой, а ты прям, старуха, я не могу. Слышать ничего не хочу, собирайся. Скоро Новый год, а ты без макияжа. Меня удивило то, что она совершенно спокойно восприняла уход моего мужа, а отказ от совместной встречи Нового года в коллективе её опечалил. Я сидела на кухонном диване, вытянув усталые ноги, прикрыв глаза. Вспомнилось наше выступление с Пашкой на конкурсе бальных танцев. Мне казалось, что это были самые счастливые годы в моей жизни. Какое это было счастье кружиться в красивом платье, в специальных туфельках, в паре с Павликом. Выше меня на две головы, умело вальсирующий Пашка казался мне самым красивым в школе, да что там в школе, во всём нашем городке. – Раз, два, три! Раз, два, три! – я встала и, представив как Павел держит меня одной рукой за талию, другой еле касается моего плеча, отсчитывая такт, закружилась по комнате. Оказавшись у пианино, пальцы сами забегали по клавишам, наигрывая Сентиментальный вальс Чайковского. Последний вальс, который мы танцевали вместе с Пашей. Я закрыла глаза и представила себя кружащейся с ним по школьному залу. Как тогда я была влюблена в него! Сильный стук по батарее, вывел меня из приятных воспоминаний. Но больше меня удивило то, что он вывел меня из себя. Конечно, слышимость в наших «хрущёвках» не для любителей классической музыки. Я с возрастом очень редко сажусь за фоно, больше слушаю любимые произведения через наушники. Все соседи и по дому, и по подъезду, с которыми мы живём с самого моего рождения, к моим музыкальным упражнениям всегда относились и относятся лояльно. Кроме соседей из квартиры, в которой раньше жила семья Паши. Такая неприязнь к любому классическому шуму, появилась у них совсем недавно. Пашины родители, перед отъездом продали квартиру приятной пожилой женщине, вернее купил квартиру её сын, который часто навещал свою мать. Он был моряк, капитан какого-то ранга, я в этом совсем не разбираюсь. Когда ходил в походы, был нужен семье и дочери. Выйдя по здоровью на берег, стал семье не нужен даже со своей пенсией. Оставив всё жене и дочери, он приехал доживать, как говорил, к матери, чему старушка была очень рада. Так они и жили спокойно и счастливо, и мы с остальными соседями в тишине, покое и дружбе. Но прошло время, и в квартиру к соседям явилась не очень трезвая дочь дяди Миши. Пожаловавшись на тяжёлую жизнь: мать умерла и, чтобы похоронить её достойно, пришлось продать квартиру, а на остатки купить маленькую комнату, из которой её вскоре выгнали настоящие жильцы, потому что проклятые мошенники-риелторы её надурили. Приютив в своей маленькой двухкомнатной квартирке бедную и несчастную девочку, которая вскоре долго и шумно за деньги отца и бабушки праздновала своё сорокалетие, созвав в квартиру откуда-то появившихся новых друзей, жизнь в нашем доме красочно преобразилась. Вскоре Алёна Павловна, не выдержав такой бурной жизни, устроенной внучкой, умерла. А дядю Мишу было жалко всем, кто его знал. Он изменился до неузнаваемости. Его часто можно было видеть одиноко сидящим на скамейке перед подъездом, одетым в какие-то несусветные вещи с чужого плеча, обросшего и неухоженного. Все помогали соседу чем могли. Я его зазывала к нам и давала возможность помыться в ванной, переодеться в чистое папино бельё, которое лежало в старом чемодане. Естественно, кормила и клала его спать. Но когда приходил мой муж Павел, дядя Миша, чувствуя его неприязнь, быстро собирался и уходил в неизвестном направлении. Пережив очередной скандал, я всегда думала, нет я была уверена, что вот мой Паша так бы никогда не поступил. Услышав стуки по батарее, меня взяла такая злость, что я со всей силы стала бить по клавишам. Чайковский этого не пережил бы. Но дяди Мишина Даша, перекричав мой «Сентиментальный вальс» заорала во всё горло: – Рюмка водки на столе!!! Слышь, играй нормальную музыку! Достала! Нормальную музыку, в понятии Дашки и её собутыльников, я играть не умею, но, чтобы не доставать других мирных жителей нашего дома, я вернулась в кухню. Странно, освобождение от лишних булыжников в душе, сделало меня лёгкой на подъём и очень смелой против хамства пьяной тётки. Вдруг, справедливое решение так поглотило мой разум, что, сказав самой себе: я её сейчас убью и схватив скалку, я взлетела на второй этаж. Ногой (о боже!), открыв и без того открытую дверь, я увидела немую сцену, напоминающую «к нам приехал ревизор». Забулдыги, уже по несколько раз проводившие старый год и встретившие ещё не наступивший новый год, застыли, удивлённо глядя на меня, держащую в руке как саблю деревянную скалку. Я не говорила, я не просила эту публику угомониться, я с решимостью в голосе пообещала, что каждый из них в нов