Фродо вздрогнул. Подбитая искусственным мехом куртка и штаны из горетекса были теплыми, в ходе быстрого марша он сам даже упрел. Тем не менее, по телу прошла холодная дрожь.
Он курил быстро, нервно, глубоко затягиваясь, так что окурок начал жечь пальцы. Фродо щелкнул ими, так что бычок улетел по далекой дуге. Он хотел уже встать, но замялся, покопался в пачке, вытащил следующую сигарету. Впервые в жизни ему по-настоящему захотелось хлебнуть паршивого самогона. Он знал, что это было бы самоубийством, для увеличения собственных шансов ему нужна была максимальная эффективность органов чувств. И он знал, что вызванная спиртным фальшивая уверенность в себе, самое большее, сделала бы смерть более легкой… А может так было бы и лучше, подумал он. Тихо захихикал, но тут же его передернуло, так прозвучал этот смех в тиши мертвого леса.
- Хочу умереть во сне, как мой дед… - пробормотал коротышка себе под нос. – А не вопить от страха, как его пассажиры…
Кривясь от отвращения, он сплюнул. Глупеешь, Фродо, пришла мысль. Совсем глупеешь. Возьми себя в руки или сразу же пальни себе в лоб… Нет. Не могу. Пускай это сделают другие.
Тяжело дыша, он поднялся. Какую это херню я несу… Шарики за ролики заходят… Возьми себя в руки, парень… Здесь еще, более-менее, безопасно.
- Там еще, более-менее, безопасно. – Кудряш заряжал блестящие патроны в искривленную дугой обойму. Пружина металлически щелкала, когда очередной патрон исчезал в прозрачно-матовой коробочке. Кончики пуль были покрашены красной краской: запрещенные всяческими конвенциями разрывные пули.
Фродо кивнул. Он отвел затвор "абакана", который выбрал из целой кучи всяческого оружия, сброшенного в углу. Нажал на спусковой крючок, щелкнул боек, патронов в патроннике не было.
Он прикрыл веки, большим пальцем передвигая рычажок. Тот перескакивал, слегка сопротивляясь. На предохранителе. Одиночная стрельба. Очереди из двух патронов. Непрерывный огонь. Низушок открыл глаза. Сходится. Ему хотелось привыкнуть к оружию, раньше таким он не пользовался. К счастью, оно весьма походило на старого, доброго калаша, даже оптический прицел был таким же, как в последних моделях АК-74.
- Там оно, более-менее, безопасно, это где-то два или три километра, - мычал Кудряш, не переставая заряжать обоймы. – А вот дальше, когда начинаются заторы на дороге, ну, ты понимаешь, разбитые машины… Там сохранилось больше зарослей, видимость похуже.
Он отложил очередную заряженную обойму. Потянулся за следующей.
А вот кстати, - задумался Кудряш. Там, где налет захватил колонну врасплох, где дорогу баррикадировали спутавшиеся разбитые машины, спаслось больше всего деревьев, пока что зеленые пятна в сожженном лесу. Странно, подумалось, ведь пожар должен был воспламенить топливо из горящих танков и бронетранспортеров, разбитых снарядами и ракетами. Он что-то буркнул себе под нос.
Фродо поднял голову.
- Что ты говоришь? – спросил он, разглядывая подвешенный под стволом гранатомет.
- Да ничего, не беспокойся, - махнул рукой Кудряш. Желание что-либо объяснять у него уже прошло. Да он и туда-то наверняка не дойдет, размышлял бывший контрабандист со злостью. Отговорить нет никаких шансов. Впрочем… Впрочем, я ведь не имею никакого права…
- Легче американского, - произнес он, видя как Фродо, в свою очередь, открывает затвор гранатомета. - Боеприпасы тоже полегче, тридцать миллиметров. В самый раз для таких как ты гномов…
- Я же хоббит, - запротестовал Фродо, щелкая затвором.
- А что, есть какая-то разница? - спросил контрабандист без особого интереса.
- Огромная! - нервно фыркнул низушок. - Видишь ли, гномы — они бородатые, у них паршивые манеры, они ругаются…
Кудряш не слушал его, глядя исподлобья. Слишком много болтает, констатировал он. Со слишком сильным оживлением. Ничего хорошего это не обещает.
Фродо неожиданно — на половине слова — замолк, глянул на Кудряша.
- Думаешь, я поехал? - спросил он. - Что дурею от страха?
- Ну да, - спокойно подтвердил контрабандист. Он мог позволить себе самообладание, все аргументы выорал раньше, когда полностью одетый Фродо разбудил его и сообщил, что все равно пойдет. И что будит Кудряша только лишь затем, чтобы не уйти не попрощавшись. Тогда контрабандист попеременно, то метал маты, то объяснял, называл придурком и упрашивал. В конце концов, плюнул, где-то в глубине чувствуя, что все прозвучит и так фальшиво, что сам он последний, кто еще может призывать опомниться. Сам он, что ни говори, давным-давно покончил с собой, и что с того, что самоубийство случилось в рассрочку. И, тем более, он не имеет права отговаривать от него кого-то такого, который, по крайней мере, желает сделать это быстро. И неважно: во имя чего. Какая разница: мечтания о любви или что-то иное…