Пьяный контрабандист наконец-то закончил оттирать залитую столешницу и трясущейся рукой поставил бутылку. При этом он толкнул дружка, который к этому времени смог, пошатываясь, подняться. Они ушли, уставив глаза в грязный пол.
- Благодарю, - буркнул Вагнер себе под нос.
Он с нежностью поставил в углу тяжелый, продолговатый пакет и присел на стул. Менее всего погнутый.
Сидя в углу, у окна, сквозь не слишком покрытое испариной стекло он мог глядеть на улицу, когда-то, как он сам помнил, оживленную, международную трассу на Августов и Белосток. Когда несколько лет назад он сиживал в этом же самом месте, то видел бесконечную череду большегрузных автомобилей, совершающих международные перевозки, и которые ожидали зеленого света на перекрестке; стены пивной сотрясались вибрации проезжающих автомобилей, звенели стекла, которые вибрировали от низкого рокота двигателей. Сейчас же асфальт, зияющий вырванными гусеницами ямами, был пуст, редко-редко когда пролетал УАЗ или военный грузовик. Иногда по мостовой могли простучать копыта лошади, запряженной в телегу, или же со звоном подков проезжал кавалерийский патруль.
Две небольшие, окруженные сеточкой трещин дырочки в стекле дарили надежду на глоточек свежего воздуха. Когда Вагнер выпрямился, те очутились точно на высоте грудной клетки. Маленькие дырочки: 5,45 или 5,56, из ʺкалашаʺ или ʺбериллаʺ.
А интересно, бесстрастно подумал он, сидел ли тогда здесь кто-нибудь. Наверняка сидел, в противном случае, зачем напрасно жечь патроны?
Окружающий говор вернулся к первоначальной громкости. Разговоры, притихшие было, когда он входил, вновь вернулись в нормальную колею, если только пьяные бормотания, песни и ссоры можно было назвать разговорами.
Задумавшись, он и не заметил, когда их клубов дыма и пара, бухающих из лишенной двери кухни, появилась официантка.
- Чего-нибудь горяченького? – без тени улыбки, слегка кивнув, спросила она. Зато прибывший усмехнулся широко. Особое отношение. Ему было известно, что остальных клиентов она привыкла спрашивать коротко и вежливо: "Чего?".
- Кушать? – делано удивился он. – Натощак?
Этого он мог и не говорить, не говоря ни слова, девушка ушла. Через несколько секунд вернулась и поставила перед ним стакан с золотистой жидкостью.
Он тоже, не говоря ни слова, вытащил мятую пятерку. Долларов. Бакс чаевых, может она – наконец-то – улыбнется. Официантка же даже не пошевелилась, не протянула руку за банкнотом.
- Восемь, - сухо бросила она, почесываясь под левой грудью. – Это настоящий.
Он сделал осторожный глоток из стакана, насмешливо поглядывая в безразличное лицо девушки. Та чесалась все сильнее. Дура, вшей не ловит, пришла бесстрастная мысль.
Он сделал еще один глоток и кивнул. Добавил еще одну пятерку. И действительно, напиток не был похож на самогон, окрашенный луковой шелухой. Все зависит от того, как мы понимаем значение слова "настоящий".
Девушка отошла. Он же поднял стакан, поглядел под свет, как янтарная жидкость маслянисто стекает по стенкам. Черт, подумал, а может и вправду армянский или грузинский. Вкус уже забылся.
Стакан мог представлять собой любопытный материал для любой дактилоскопической лаборатории. На самом краю остались едва заметные следы губной помады. Вот зараза, сама потянула по пути от бара, догадался он. Интересно, у нее одни только вши? Ну да ладно, спиртное дезинфицирует.
Он глотнул еще раз, стараясь прикладывать губы по противоположной стороне от карминовых следов. Чувствуя, как коньяк наконец-то начинает разогревать, он поглядывал через покрытое испариной стекло на газон перед ратушей со сломанной башенкой и на БТР, вросший колесами в размякшую, бурую, зимнюю почву того же газона. Невольно вздрогнул, когда до него дошло, что опущенный ствол пулемета целит прямо в окно.