Они отправились в лес, беря за образец обреченный на уничтожение народ из не существующего мира. Народ, дни которого тоже были сочтены, независимо от того, что бы ты не сделал и как упорно бы не сражался.
Они пошли туда, поскольку это был единственный образец, все еще правдивый, не подбитый дешевой национальной гордостью и ксенофобией. Они сражались с врагом, для которого уничтожение государства было всего лишь мало значащим эпизодом игры за гораздо большую ставку.
И многие погибли. По сути своей – ни за то и без смысла.
Вагнер пробормотал ругательство себе под нос. Ты ведь и сам, курва, не лучше, подумал.
Кудряш, как обычно, был пунктуален. Громко скрипнула внешняя дверь и с металлическим стуком ударила о фрамугу. Поначалу вовнутрь заскочила парочка бычков с лицами декларированных дебилов, в бейсболках, натянутых на выбритые башки. Когда они чутко разглядывались по сторонам, их низкие лобики и толстые загривки очень сильно напоминали реконструкцию ископаемых людей, где-то между Homo ergaster и Homo erectus. Впечатление усиливали свободно висящие руки.
Осмотр, похоже, их удовлетворил; оба прегоминида уселись за поспешно покинутый столик. Один так и продолжал осматриваться, второй поднял с тарелки едва начатую гусиную ножку. Как минимум, полсотни баксов.
У входа в зал появился Кудряш, который полностью полагался на своих гвардейцах.
Когда-нибудь это его и погубит, - подумал Вагнер.
Кудряш направился прямиком к столику. Он знал, где Вагнер обычно привык сидеть.
Не говоря ни слова, он тяжело упал на стул.
- Кууурва… - с облегчением в голосе произнес он через какое-то время. – Ну и погодка…
Тут же появилась официантка с приклеенной к лицу улыбкой. Король контрабандистов не удостоил ее хотя бы взглядом.
- То же самое, дважды, - рявкнул он. – Только, курва, быстро…
Он снял шикарную меховую папаху из редкого сибирского зверя. В потной лысине, которую следовало благодарить за прозвище, отразился свет люминесцентных ламп.
Еще у него не было ни бровей, ни ресниц, и вообще – ни единого волоска на всем теле. Это означало, что четыре года назад он пребывал на самом краю круга, центр которого определялся аэропортом Минска. Как минимум, километрах в четырех от этого центра.
Никто так и не узнал, кто же взорвал боеголовку снаряда, по номенклатуре НАТО называемого "Кельт". Одного из тех, которые польская разведка после многих лет стараний выкупила у русской мафии, чтобы сделать из них окончательный аргумент в правдоподобной войне. Вероятнее всего, сделал это кто-то из непоколебимых, которые после Вильно хотели идти походом на Харьков и Киев, даже когда Варшава уже находилась в радиусе поражения германских Panzerhaubitze. Когда все МИГи и F-16 уже грызли землю, ну а нацеленные на Берлин ракеты можно было тащить только лишь на собственных спинах.
В цепочке командования союзников уже царил тот еще бардак, так что никто и не знает, кто же отдал приказ, чтобы батарея тех же Panzerhaubitze выпустила полную серию тактических снарядов с регулируемой мощностью от 0,5 до 10 килотонн. И кто выставил запалы на максимум. Впрочем, сейчас это уже никакого значения не имеет. Не будет Польши "от моря до моря". Даже до одного не будет.
Кудряш вытер вспотевшую лысину.
- Только, курва, в чистом стакане! – крикнул вослед официантке. Вагнер, не говоря ни слова, присматривался к контрабандисту. Кудряш, как и обычно, был чистеньким, приглаженным и пахнущий как первоклассным спиртным, так и дезодорантом. Его офицерская камуфляжная куртка выглядела так, словно ее совсем недавно спионерили со склада для высшего командного состава. Что, скорее всего, и было правдой; король контрабанды не морочил себе голову сдачей одежды в стирку.
Вместо официантки появился сам хозяин.
- Это кто из господ заказывал чистый стакан? – спросил он.
- А ты как думаешь, сукин сын? – скривился Кудряш.
Владелец, неумело жонглируя подносом, поставил перед ним коньяк, вроде как даже настоящий. Руки у него тряслись, он чуть не разлил напиток.
- Правильно! Видишь же, что это я деликатный, просто люблю удобства, не то, что ты…
Вагнер снял с подноса свой стакан, не ожидая, пока хозяин прольет его содержимое ему на штаны. Критично пригляделся, но на сей раз не заметил ничего, кроме коллекции отпечатков пальцев. Помады не было. То ли никто не отпивал, то ли владелец не подкрашивал губы.
Даже не повернувшись к согнутому в заискивающем поклоне, Кудряш поднял руку, отягощенную грубым золотым браслетом, щелкнул пальцами. Один из лысых гоминидов поднялся, отсчитал несколько банкнот из толстенной пачки, стянутой аптечной резинкой. Хозяин согнулся еще сильнее, хищным движением хватая деньги. При этом он бормотал себе под нос благодарности.