Кто-то обязан был ликвидировать чудищ. И, в соответствии с глубоко укорененной традиции, обязан был делать это за деньги. Только лишь тогда он мог быть по-настоящему бесстрастным, лишенным эмоций и действующим без колебаний, потому что и чудовища были безликими, не было у них человеческих лиц. Почти что никогда их у них не было.
Они не должны здесь существовать. Это не их место, не их мир.
Страх существовал всегда. Даже тогда, когда все уже заканчивалось, когда следовало передать договоренную оплату. Иногда для этого служили толстые конверты, тяжелые от бумажных рублей. Так бывало, когда заказ подавал контрабандист, для которого разблокирование дороги или обезвреживание надоедливого поста имело обмениваемую на валюту ценность. Контрабандисты платили лучше всего, что вовсе не означает, будто бы платили охотно. Торговались до последнего, хладнокровно оценивая, быть может будет выгоднее сменить трассу или вообще переждать.
Иногда оплата проводилась в оккупационных бонах. Эти предлагали лавочники, оптовики и самогонщики, которые не могли действовать в соответствии с законом; но их упадок, в свою очередь, означал бы голод для не столь предприимчивых остальных. Командующий любым участком приходил к выводу, что впервые в жизни может легко обогатиться. И начинал устанавливать собственные законы вместо тех, которые обязан был защищать. Торговцы всегда поначалу решали справиться самостоятельно, иногда — с помощью окружающих обитателей. Это им удавалось редко. Те ведь не были одни, привозили чудищ, они могли позволить себе оборудование, которого смета скромного пункта перехода в каком-нибудь захолустье никак не предусматривала. Это мог быть танк, взятый на время из подразделения, командир которого тоже желал иметь свою долю в бизнесе. Или самоходный ʺвулканʺ, уже не слишком годящийся для борьбы с самолетами, безнадежно устаревший, но прекрасно годящийся, чтобы, к примеру, размолотить не желающую платить деревню.
Торговцы платили хуже, чем контрабандисты, зато меньше торговались. Как правило, после собственных неудачных попыток. В их глазах можно было увидеть страх, но это при условии, что в эти глаза удавалось взглянуть. Страх перед кем-то, кто померился силами с чудовищем, с которым сами они не справились или против которого даже не отважились выступить.
Бывали еще и вытащенные из укромных местечек и тайников обручальные кольца, драгоценности, спрятанные на черный час, на тот миг, когда голод заглянет в глаза. Когда ними придется платить за жизнь.
Все эти люди, терроризируемые распоясавшимися коллаборационистами, элитой новой власти могли лишь цепляться за самый малый шанс, торговаться эти уже и не пытались. Помимо страха в их глазах была печаль, даже по отношению к веджьмину, и так же было и на сей раз. Две тысячи оккупационных бон, на вырост названных долларами. Но повсюду определяемые термином ʺмусорʺ.
Оплата паршивая, зато и работенка непыльная. Здешний участок только-только набирал силу, его команда лишь недавно осознала свои возможности. Пост, правда, стоял при не слишком бойкой дороге, но какие-то доходы он всегда обеспечивал. Состав поста был свежим, но существовала опасность, что вскоре ребята обнаглеют, что получат нечто большее, чем старенький М60, даже без реактивной брони. Потому Вагнер и принял этот заказ, желая сэкономить на риске и на работе в будущем.
Противники не грешили сообразительностью, действовали стереотипно. Проверки проводили наверняка, под прикрытием нацеленного в жертву танкового ствола, хотя исправных грузовиков становилось все меньше, так что на посту не могли опасаться старого номера с прорыв через шлагбаум. Топлива не хватало, большую часть перевозок взял на себя гужевой транспорт. А чтобы ни у кого не было сомнений, что пост на дороге объехать не удастся, время от времени оккупанты объезжали округу на старом транспортере МI13, помнящем еще Вьетнам.
Из сведений, поспешно переданных, солдаты с поста знали, что вскоре к ним кто-то заявится и предложит оплату, которая будет включаться в стоимость перевозимых продуктов и самогона.
А потом они могут требовать уже больше. Начнут все больше требовать, и незаконный бизнес лишь возрастет в объеме.
Работа легкая, оплата ничтожная. Хватило одной пули, одного попадания. У каждого бронированного чудища имеется слабое место. Дракона можно ранить в мягкое подбрюшье, Ахилла — в пятку. У этого слабое место тоже имелось. Пуля попала над самым кольцом подшипника башни, где броня была не толще автомобильного капота. Высвободившаяся энергия зажгла циркониевый стержень, обломки которого разлетелись внутри камеры для боеприпасов в нише башни. У М60 не было легких потолочных защитных плит, которые бы направили выхлоп вверх. Пламя заполнило внутреннюю часть танка, к взрывающихся боеприпасов присоединились те, которые были складированы внутри. Сорванная башня взлетела в воздух, но шасси проехало еще пару десятков метров, сотрясаемое судорогами идущих друг за другом взрывов. Наконец развалина остановилась, бухая огнем из люков и щелей.