Быть может, но только по разрешению. Возможно, ты справился бы и без этого разрешения, без помощи. А может и нет. Ты ведь не проверял, потому что так как есть, было тебе удобнее. Тебе самому. Белкам… Ты выбрал одного из оккупантов, считая, будто бы он лучше.
Потому что так оно и есть…
Вагнер вытащил из пачки очередную сигарету, без какого-либо удовольствия затянулся. Он прокоптился, будто старая печная труба; в ходе часовой беседы выкурил половину пачки. Тем не менее, сигарету не загасил.
Русские и их вечный бардак. Бардак привычный, с которым можно было и жить. Никакого тебе возврата демократии, переобучения, никаких судов и следствий. По справедливости разложенная на всех нищета, не большая и не меньшая, чем во всей России. Все в одинаковой степени голодные: русские солдаты, литовские поселенцы и местные. Отсутствие контрастов, как в центральной Польше огороженных колючей проволокой участков тех, кто подлизался к новой власти, добровольных отрядов полиции, отсутствие репрессий…
Только лишь совместная бедность и совместное воровство. Совместный бизнес.
Он хотел сплюнуть. Не смог — пересохло во рту. Осталась лишь горечь никотина.
Совместный бизнес, совместные дела. Когда-то он сам себя уговаривал, что это неправда.
Фродо зашипел от боли: он набрал слишком много земли на лопату, ему хотелось засыпать мелкое углубление, появившееся в ходе утаптывания. Но растянутые мышцы отказались слушать, рукоятка лопаты вывернулась из рук. Коротышка отбросил орудие труда, начал растирать предплечье.
- Ну, чего стоишь, - буркнул он. - Что, слова не можешь сказать? Я был прав?
Вагнер не отвечал. Он только присматривался к тому, как Фродо ощупывает руку, покрытую огромными синяками. О фальшивых спецназовцах можно было сказать одно: в силем не откажешь.
- А может перестанешь дергаться, - посоветовал Вагнер без крохи сочувствия. - Отдохни, прими какую-нибудь таблетку от боли. Если станешь скакать без толку по двору, никому и ничему не поможешь. Особенно — ей…
Вопреки ожиданиям, Фродо не выплеснул фонтан ругательств. Он лишь перестал растирать предплечье, насмешливо глянул. И молчал, пока Вагнеру уж совсем сделалось не по себе.
- Нет у тебя никаких совместных дел с Ростиславским, начал наконец-то Фродо, говоря тихо и спокойно. - Ты защитник угнетенных, настоящий веджьмин, который убивает ради денег, но убивает исключительно нехороших… Погоди!
Он схватил Вагнера за рукав, хотя тот уходить и не собирался.
- Подожди. Выслушай на сей раз до конца. Потому что, знаешь… - Фродо скривился. - Я никогда тебе этого не говорил. Никогда до сих пор. Я принимал участие в этой игре видимостей, в ваших фантазиях… Да что я пизжу… В наших фантазиях, в том числе — и своих…
Он прервался на мгновение, сглотнул слюну. Солнце поднималось все выше, обещая один из тех совершенно непредсказуемых жарких дней, когда солнце ранней осенью способно было жарить будто в июле. Безлюдный городок, перевернутые вверх дном дома с выбитыми стеклами, неестественная тишина и покой. И два типа с нахмуренными лицами, которые опираются на лопаты. Фродо заметил, насколько смешна эта ситуация.
- Пошли, Вагнер, - тихо сказал он. - Не будем стоять над дворнягой, пускай земля будет ему пухом, хотя, как оказалось, не пес он был, а мудак. Вот так позволить себя пришить, даже не гавкнул.
- После тетратоксина тебя тоже пришили бы, а ты бы и не гавкнул, - ворчливо перебил его Вагнер.
Осторожно, чтобы не поцарапать палец, он осмотрел стальную стрелку, вытащенную из бока дворняги. Потом бросил ее на дно выкопанной ямы.
- Пошли, - повторил Фродо. - Только не бесись, когда-нибудь мы должны были это сказать, мы не можем все время поддаваться иллюзии. Все нормально, можешь считать, что наконец-то я в достаточной степени пересрал после того, как мне хотели подключить яйца к электросети. Мне попросту все осточертело.
Он повернулся и, не ожидая Вагнера, пошел в сторону дома, зияющего черной дырой выбитой двери.
Фродо лежал на матрасе из пенки, прикрывшись бурым военным одеялом. Вагнер уступил ему собственное логовище; простреленная и заляпанная мозгами Кирпичева лежанка была не пригодна к использованию.
Они долго молчали.
Фродо, который только что был готов к тому, чтобы излить из себя все печали, никак не мог найти подходящих слов. Он лежал со свернутым спальным мешком под головой, слушая тихое поскрипывание металла; Вагнер сидел на полу, опершись о стенку, с закрытыми глазами. Он игрался ʺхеклер-и-кохомʺ одного из людей Кирпичева, перещелкивая рычажок переключения вида огня.