– Любая революция требует жертв, – гордо объявила Кэтрин.
– Царствие небесное, – произнес Филлип г пошел прочь.
– Вернись, – окликнула его Кэтрин. – и еще не померла!
Мод разразилась смехом.
– Я полагаю, что он отправился поставить за тебя свечку. Если ты собралась бунтовать против Блейка, за тебя стоит помолиться.
– А может, лучше за Блейка? – огрызнулась Кэтрин.
Мод только рассмеялась.
Когда они вернулись, в доме было тихо, и Мод испустила вздох облегчения.
– Пока что пронесло, – сказала она, с улыбкой взглянув на Кэтрин. – Теперь осталось только прокрасться наверх по лестнице…
– А почему вы вообще шастаете повсюду? – донесся до них откуда-то из кабинета раздраженный баритон.
Кэтрин вздрогнула и почувствовала, что ее новые смелые решения в момент выветрились из головы: прямо на нее глядели темные злые глаза Блейка.
Она отвела взгляд. Сердце стучало так бешено, что заглушало робкий голос Мод, объяснявший причины их столь осторожного поведения.
– Мы знаем, что ты устал, дорогой, – мягко увещевала она его.
– Ни черта я не устал, – отрезал он, поднося к своим жестким сжатым губам коньячную рюмку с янтарной жидкостью. Потом пристально посмотрел на Кэтрин поверх края рюмки. – Вы же знаете, мне надо выяснить отношения с Кэт.
– Она перебрала ромового пунша, Блейк, – усмехнулся Филлип. – И провозгласила свою независимость и готовность к священной революции.
– Ох, заткнись, ради Бога! – прошипела Кэтрин сдавленным шепотом.
– Но, дорогая, у Баррингтонов ты была такой отчаянно-смелой, – поддел Филлип. – Разве ты раздумала идти на муки во имя свободы?
– Нет, я хотела только напиться, – уточнила она, сглатывая слезы. Лицо Блейка стало совсем непроницаемым. Она чуть было не выпалила ему в лицо все грубости, какие просились на язык, и страшно пожалела, что не поехала ночевать к Нэн.
Блейк с отсутствующим видом цедил из своей рюмки янтарную жидкость:
– Спокойной ночи, мама. Спокойной ночи, Фил.
Мод бросила Кэтрин извиняющийся взгляд и стала подниматься по лестнице, опираясь на руку Филлипа.
– Не лучше ли обсудить вопрос о слиянии с корпорацией Бейнса? – с усмешкой спросил Филлип. – Это намного спокойнее.
– Не бросайте меня! – взмолилась Кэтрин.
– Ты объявила войну, дорогая, – отозвался Филлип. – А я строго придерживаюсь политики невмешательства.
Она сцепила руки за спиной, дрожа под собольей шубой, хотя в доме было натоплено, а темные глаза Блейка пылали жаром.
– Ну что же, начинай, – пробормотала она, устремив взгляд на открытый ворот его шелковой рубашки. – Раз уж ты вцепился, можешь терзать меня дальше, откусить руку или даже обе.
Он тихо рассмеялся, и она в недоумении вскинула голову, ожидая встретить издевку в его глазах.
– Иди сюда, поговорим, – произнес он, возвращаясь в свой кабинет, отделанный ореховым деревом. Большой ирландский сеттер по кличке Хантер поднялся ему навстречу и завилял хвостом. Блейк нежно погладил его по густой шерсти и опустился в стоявшее у камина вращающееся кресло.
Кэтрин села на стул напротив него и с независимым видом принялась разглядывать декоративные дрова, сложенные в камине.
– А папа любил топить ими, – заметила она, называя этим ласковым словом отца Блейка. Хотя тот приходился ей всего лишь дальним родственником, но относился к ней как родной отец.
– Я тоже топлю камин, когда меня знобит. Но сегодня не так уж холодно, – ответил Блейк.
Она смотрела на его большое, могучее тело и удивлялась, что и его иногда знобит. Оно излучало столько тепла, словно под темной от загара кожей пылал костер.
Он допил свой коньяк и забросил руки за голову. Его темные глаза пригвоздили Кэтрин к стулу.
– Сними манто и перестань сидеть с таким видом, словно опаздываешь куда-то на свидание!
– Я замерзла, Блейк, – прошептала она.
– Ну, включи обогреватель.
– Ведь я недолго пробуду здесь? – спросила она с надеждой.
Взгляд его темных спокойных глаз заскользил по ее нежной розовой коже, оттененной белизной декольтированного платья, и она вдруг почувствовала себя смущенной маленькой девочкой.
– Что ты так на меня уставился? – спросила она, застенчиво теребя шифоновую складку.
Он вытащил из портсигара сигарету и не спеша закурил.
– Что это за разговоры о революции? – спросил он небрежным тоном. Он отвела взгляд.
– Это ты о том, что сказал Фил? – Вопрос привел ее в замешательство. У нее перехватило дыхание. – Ну… я просто…
Он рассмеялся.
– О чем бы мы с тобой ни говорили, ты всегда начинаешь заикаться, Кэтрин. Она надула губы.
– Я бы не заикалась, если бы ты не набрасывался на меня по любому поводу.
Он вскинул тяжелую темную бровь, казалось, совершенно расслабился, вид у него был самый безмятежный. Эта неуязвимость дразнила ее, она только и думала, как бы вывести его из равновесия.
– Неужели? – спросил он.
– Ты отлично знаешь, что это правда. – Она пристально вглядывалась в жесткие черты его лица. Оно было напряженным от усталости, и только посторонний мог этого не заметить.
– Ты очень устал, да? – вдруг участливо спросила она.
– Смертельно, – признался он, глубоко затягиваясь дымом сигареты.
– Тогда почему ты не лег спать? Он помолчал.
– Не хотел портить тебе вечер. Знакомая нежность родного голоса чуть не заставила ее расплакаться, и она отвернулась.
– Значит, все в порядке.
– Нет, не в порядке. – Он стряхнул пепел в урну, стоявшую у кресла, и тяжкий вздох вырвался у него из груди. – Кэт, я только что порвал с одной особой. Эта глупая женщина надоела мне до смерти, и, когда ты сказала то, что сказала, я сорвался.
Он пожал плечами.
– В последнее время у меня сдают нервы, иначе бы я просто расхохотался. Она слабо улыбнулась.
– Ты… ты любил ее? – мягко спросила она. Он рассмеялся:
– Да ты еще ребенок! Разве обязательно любить женщину, чтобы пустить ее в свою постель?
Густой румянец выступил у нее на щеках и залил лицо и шею.
– Не знаю, – призналась она.
– Нет, – сказал он. Улыбка померкла. – Я понимаю, что тебе это неизвестно. В твоем возрасте я тоже верил в любовь.
– Ты циничен.
Он раздавил в пепельнице сигарету.
– Каюсь. Я пришел к выводу, что для секса не нужны эмоциональные шоры.
Она смиренно опустила глаза, стараясь не замечать странной гримасы веселости, исказившей его лицо.
– Ты шокирована, Кэт? – продолжал издеваться он. – А я считал, что эта история с Харрисом сделала тебя взрослой.
Их взгляды встретились. Глаза Кэтрин вспыхнули от ярости.
– Нам непременно нужно начинать все сначала? – спросила она.
– Нет, если этот урок пошел тебе на пользу. – Его взгляд снова уперся в ее вечернее платье. – Хотя я в этом сомневаюсь. У тебя есть что-нибудь под этой проклятой ночной рубашкой?
– Блейк! – взорвалась она. – Это не ночная рубашка.
– Выгладит точно так же.
– Это такая мода! Он сразил ее взглядом:
– Я слышал, что в Париже нынче в моде открытые жилетки, а под ними – ничего. Она сердито встряхнула волосами.
– Живи я в Париже, я бы носила такую, – выпалила она.
Он только улыбнулся:
– В самом деле?
Он опять не отводил глаз от ее корсажа, и пристальность его взгляда пробуждала в ней незнакомые прежде ощущения.
– Интересно бы поглядеть.
Она стиснула руки на коленях, чувствуя себя обманутой и побежденной.
– О чем ты хотел поговорить со мной, Блейк?
– Я пригласил кое-кого погостить у нас. Она вспомнила о Лоренсе Доноване и своем приглашении и едва удержалась от восклицания.
– Ах, так! И кто же к нам пожалует?
– Дик Лидс и его дочь Вивиен, – объявил он. – Они приедут погостить на неделю или около того, пока мы с Диком не распутаем эти профсоюзные дела. Он глава местного отделения, которое доставило нам столько неприятностей.
– А его дочь? – спросила она, ненавидя себя за любопытство.