- Холодно… Пьетро, почему так холодно… - шептала Крид, не моргая, глядя сквозь Пьетро. Она пыталась встать, но тело ей больше не подчинялось, на губах выступила кровь.
- Милая, - всхлипывал молодой человек, - всё будет хорошо. Слышишь, всё будет…
- Уже не будет, - резко перебила их Анна.
Пьетро даже не успел поднять голову, как прогремели ещё три выстрела: два – в шею Сем, один – в голову спидстера. Ванда в ужасе завизжала, зажав уши руками, Эрик оцепенел, видя, как сын и его невеста обмякли; голова Семелы запрокинулась, на лице Пьетро алели кровавые брызги. Так, в одночасье, он лишился сына… смерть брата и его девушки заставила Анну улыбнуться. Мёртвые жених и невеста… Иронично и даже романтично. Девушка резко повернулась к отцу, направляя на того пистолет, раскаленный недавними выстрелами. Мужчина даже не боялся, понимая, что его жизнь закончена: девочка, его маленькая Анна, которую он всегда любил, лишила его самого дорогого на свете: Пьетро, Семела, Магда, еще не родившаяся дочка… затем он, потом она примется за Ванду. И семьи Леншерр не станет. Память о них будут нести пули и кровавые пятна, впитавшиеся в ковёр старой детской. Эрик крепче прижал к себе холодеющее тело жены, зарываясь лицом в её грязные от крови волосы; он уже смирился со своей участью и ждал, когда Анна исполнит свой приговор. Но прежде чем дать ей выстрелить и убить себя, он шепотом спросил:
- Почему?
- Ты будто бы не знаешь, - она говорила спокойным ровным голосом, в котором не было ни капли сожаления. – Не прикидывайся дураком, папочка. Мама тоже строила из себя идиотку, и видишь, что с ней стало.
- Просто… Просто ответь мне.
- Помнишь январь? Тот, когда наш дом загорелся. Помнишь, сколько там было людей, испуганных людей… Помнишь, как они пытались нас спасти от… от тебя!
- Они пытались тебя убить! – сорвался на крик Эрик.
- Они пытались защитить меня от тебя! – завопила в ответ Анна. – Ты убийца! Монстр!
Палач! Преступник! Ты убил всех тех, кого я любила: Джереми, Аарон, Брайан, Лидия, Маргарет… Я помню их всех, я помню всё! Каждый день мне снится один и тот же кошмар, где ты убиваешь невинных людей: мужчин, женщин, стариков, детей… И тебе это нравится! Ты смеялся, видя, как они умирают, как они мучаются! Ты думал, что я забуду?! Ошибаешься! Я забуду всё лишь с твоей смертью, я отомщу за тех невинных жертв, что ты погубил. Грязная мразь… мутант!
Эрик зажмурился, принимая свою участь; дочь права, он должен быть давно мёртв, но… почему за его грехи пострадала его семья, такие же невинные люди? Он пытался спасти свою дочь, а поплатился за то, что смог сохранить ей жизнь. Но теперь его самого ничего не держало в этом мире: жена, сын, будущая невестка, надежда на светлое будущее… Всё разрушено. Ванда… его любимая Ванда доживала своё; вместе с ним погибнет и она. Анна, будто прочитав последние мысли мужчины, жутко улыбнулась, целясь в отца.
- Прощай, унтерменш, - ядовито произнесла она и выстрелила.
Эрик Леншерр зажмурился, боясь посмотреть в глаза своей смерти, мысленно прощаясь с Вандой. Секунда, две… Прогремел выстрел и… ничего. Почему он не чувствовал боли? Неужели его смерть наступила настолько быстро? Мужчина не решался открыть глаза, но всё же это сделал, пусть и не сразу смог различить, что же произошло; когда белёсый туман перед глазами рассеялся, он отпрянул от пуль, застывших буквально в нескольких сантиметрах от его лица – их держали огоньки, распадающиеся на алые искры, словно бенгальские огни. Эрик судорожно осмотрелся, не понимая, что случилось; Ванда, чуть слышно плача, из последних сил удерживала своей магией патроны и обездвижила Анну; на лице девушки застыла гримаса ненависти и злобного удовлетворения, безобразно исказившая ее черты. Леншерр хотел броситься к младшей дочери, но понял, что тоже не может двигаться; кофта девушки пропиталась ее кровью, на бледном лице жили только глаза, блестящие от слез. Ванда закусила нижнюю губу, чтобы не закричать от боли, но не смогла сдержаться; резко дёрнув рукой, она заставила выпущенные три пули вернуться к их хозяйке: одна попала в коленную чашечку, вторая – в голову, третья – в живот. Точно так же, как она выпустила их на своих любимых. Пули прошли навылет, вслед за ними тянулись дорожки из мелких кровавых капель, кожа рвалась на глазах, а Анна, будто не понимая, что с ней происходит, стояла на месте, всё так же широко улыбаясь. Чарльз Ксавьер предупреждал по поводу сил самой младшей Леншерр, но никто ему не верил – теперь же, находясь при смерти, Ванда сумела спасти отца. И, когда она пронзительно закричала от волны нахлынувшей боли, опустила руку, то всё вернулось в норму: Анна упала на пол, мертвая, истекающая кровью, пистолет так и остался лежать в её ладони; Эрик хотел броситься к младшей дочери, но та продолжала удерживать его на месте:
- Папочка… - она плакала, её глаза тускнели, - папочка… Пожалуйста… Спаси нашу семью…
Он не успел ничего толком осмыслить, как комната – когда-то детская – стала меняться на глазах: обои истлевали и рассыпались в пыль, пол медленно гнил, мебель осыпалась пеплом, потолок плакал побелкой… Магда на руках Эрика вспыхнула изнутри и рассыпалась огненными искрами; он пытался удержать ее, прижать к себе, но женщина растаяла в его объятиях; Леншерр повернулся к Анне: девушка рассыпалась, превращаясь в сияющих мотыльков, разлетавшихся в разные стороны. Мужчина поднялся на ноги, судорожно осматривался, а мир вокруг него менялся, превращаясь в одно белое ослепительное полотно. Последнее, что он успел заметить, так это Ванду, окруженную ярко-красным маревом; девушка резко взмахнула рукой и, обессиленная, упала, закрывая глаза, позволяя последней слезинке лениво скатиться по щеке. А потом исчезла и она… Яркий свет ударил по глазам, и Эрик, прикрывшись рукой, не сразу понял, что мир, та реальность, в которой он и его семья существовали, просто растворилась благодаря силам его дочери. Она уничтожила всё, оставив только его призрак блуждать по прошлому и исправлять свои ошибки.
Одна ошибка стоило ему множество жизней.
Резкий запах гари ударил в нос.
Затем – послышался гул неразборчивых голосов.
Эрик опустил руку и осмотрелся, в ужасе понимая, куда он вернулся – туда, с чего всё начиналось. Январь. Лютая зима. Начало его приговора. Он стоял один, в толпе разгневанных горожан. Мутант протискивался мимо них, но на деле – просачивался сквозь людей тенью, туманом; был призраком на этом маскараде лжецов и лицемеров. Пробирался дальше, пока не вышел на главную площадь, где перед ним ожил кошмар прошлого: старый дом, что горел ярким пламенем, кричащая о помощи дочь, он сам и Магда, пытающиеся подобраться к ней, спасти её, но их не пускала полиция. Их обвиняли, проклинали, ненавидели за то, что они мутанты. Тогда быть мутантом было опасно. Эрик наблюдал своё прошлое со стороны: неприятное, страшное… Он будто заново переживал все те события, что произошли с ним много лет назад. Но сейчас он понимал, что нужно сделать, чтобы не повторить ошибок настоящего. Он знал цену счастливой жизни его детей, и это решение сводило его с ума. Однако… допустить их смерти он тоже не мог.
Не снова.
- Там Аня, пустите меня! Там моя дочь! Пустите!
Женщина вырывалась из рук полицейских, но те удерживали её силой. Она тянулась к своей малютке, любимой Анне, но её не пускали в огонь. Её супруг бился в хватке защитников правопорядка, рвался на защиту своего ребенка… Эрик смотрел на себя молодого, озлобленного на людей, и сжал кулаки; тогда он считал, что делает все правильно.
Но он совершил ошибку.
- Аня! Моя Аня! – как и тогда, его сковали наручниками. – Там ребёнок! Вы не понимаете?! Там моя дочь!
От удара дубинкой по затылку в голове затрещало.
- Заткнись, мужик!