Еще несколько слезинок скатываются по щекам, но не более того. От горя у меня уже не перехватывает дыхание, как раньше. Боль всегда свежа — утрата всегда рядом, — но я в состоянии пережить это и с нежностью вспоминать о том времени, когда она была со мной. И это тот прогресс, которого я добилась, оставшись одна, и теперь, когда думаю об этом, возможно, я поступила правильно, что мне нужно было побыть одной.
Эйдан вытирает слезы, лицо у него серьезное и нежное.
— Спасибо, что рассказала мне о ней, Айви.
Я придвигаюсь к нему еще ближе, но ближе уже некуда. Кажется, он чувствует то же самое. Мы крепко прижимаемся друг к другу, как две израненные души, цепляющиеся друг за друга.
А потом мы лежим там, на жаре, и слушаем дэт-метал на скрипучей кровати, пахнущей старыми газетами.
И знаете что?
Я бы не хотела оказаться где-нибудь еще.
31
Айви
Меня будит звук автомобильной сигнализации, хотя я все равно спала не крепко. Запах и жара в этой комнате ощущаются на моей коже и в носу, и у меня несколько часов болит голова.
Я шарю руками по матрасу в поисках Эйдана. Не найдя ничего, кроме воздуха, я резко сажусь и высматриваю его в темноте. Чувствую легкое дуновение ветра из-за двери и поворачиваю голову. Она распахнута настежь, сигнализация все еще звучит, а Эйдана здесь нет.
Я немедленно выскальзываю из кровати.
Когда подхожу к двери, я слышу перепалку еще до того, как вижу ее. Эйдан кипит от злости, его голос такой сердитый, что у меня мурашки бегут по коже. Осторожно выхожу, останавливаюсь у двери и смотрю вниз. Мое сердце замирает, когда я вижу группу людей в капюшонах, окруживших Эйдана.
Я слышу их ругательства, у одного в руках лом, он крепко сжимает его и тычет пальцем в грудь Уэсту. Эйдан рычит в ответ, приказывая им отвалить от его машины, иначе им придется ползти в больницу.
— Эйдан… — Мой голос слишком тих, чтобы он мог его услышать, и у меня нет возможности повторить.
Мужчина с ломом замахивается, ударяя Эйдана в бок, и собирается сделать это снова, но Эйдан наступает на него и бьет кулаком в лицо, отчего тот падает прямо на землю. Остальные хулиганы, не теряя ни секунды, бросаются на Эйдана, сбивая его с ног. Шум борьбы, кулаков, бьющихся о плоть, воздух оглашается рычанием Эйдана. Я уже в комнате, ищу свой телефон, чтобы позвонить в полицию. Тут же набираю номер и сразу бегу обратно…
Эйдан уже не на земле. В его руках лом, и он безжалостно замахивается им на людей в капюшонах. Уэст попадает по телу одного из них, и изо рта мужчины вырывается болезненный вопль. Остальные отступают, когда он замахивается на них ломом.
— Ну, давайте! — рычит он. — Вы же, блядь, сами этого хотели. Давайте покончим с этим!
Но они ничего не делают.
Они бросают один взгляд на двух мужчин на земле и разбегаются — все трое — в ночь. Я сжимаю телефон так крепко, что у меня начинает болеть рука. Наблюдаю, как Эйдан перешагивает через мужчин и возвращается ко мне. Он знает, что я стою рядом, но слишком зол, чтобы сказать хоть слово. Эйдан проходит мимо меня в комнату, все еще сжимая в руке лом.
— Пора выбираться отсюда, — говорит он. — Быстрее, пока они не вернулись с оружием.
Вбегаю в комнату и хватаю свою сумочку и одежду. Я не утруждаю себя одеванием. Мы летим вниз по ступенькам и садимся в машину. Эйдан кладет лом на колени, заводит машину и уезжает. Только когда мы сворачиваем за угол и выезжаем на главную дорогу, он опускает окно и выбрасывает лом.
***
Эйдан долго молчит.
Я чувствую, как в нем нарастает гнев, и знаю, что меньше всего на свете он хочет сейчас разговаривать.
Все еще ночь, и на дорогах темно, потому что мы так далеко от цивилизации. Я смотрю в окно, на густой лес. И едва различаю горы, но иногда они такие черные, что кажутся бесконечными.
Я смотрю на Эйдана, пытаясь разглядеть его. Он продолжает водить языком по нижней губе, и мне приходится наклониться вперед, чтобы получше его разглядеть. У него опухла губа, и она кровоточит.
— Ты ранен, — обеспокоенно говорю я.
Он слабо моргает.
— Да.
— Насколько серьезно?
— Не слишком плохо.
— Можешь остановиться, чтобы я взглянула?
Должно быть, ему больно, потому что он останавливается на обочине пустынной дороги несколько мгновений спустя. Я включаю свет в салоне и наклоняюсь к нему, подцепляя пальцем его подбородок. И заставляю его посмотреть на меня. Мое сердце болезненно падает в груди, потому что его лицо опухает. Под его глазом уже формируется синяк, а щека красная и рассечена вдоль скулы. Нос остался невредим, но нижняя губа ушиблена и обильно кровоточит. Кровь стекает по подбородку, и на груди есть несколько полосок крови.
— Господи, Эйдан.
Я наклоняюсь и хватаюсь за сумочку, которую положила между ног. Быстро открываю ее и просматриваю содержимое. Почему мои сумки всегда набиты бесполезным хламом?
Я достаю упаковку дорожных салфеток и разрываю ее. Потом подползаю к нему и забираюсь к нему на колени, чтобы вытереть его. Он смотрит на меня усталыми глазами, пока я провожу салфеткой по каждому порезу и синяку, и мне становится ужасно жаль его.
— Не разочаровывайся во мне, — бормочет он, пристально глядя на меня. — Я должен был дать отпор. Я бы отдал им эту чертову машину, мне все равно на нее, но когда услышал сигнализацию, то подумал, что это енот. Поэтому вышел туда, а они уже пытались открыть дверь, выломать оконную раму с помощью ломика и открыть ее с помощью «slim jim»… который, не заставляй меня начинать, устарел для чертиков (примеч. инструмент, используемый для (незаконного или законного) открытия дверей автомобилей путем «поднятия» замка внутри двери). Я... я был не слишком рад этому, и я бы не стал затевать драку, если бы они уже не начали окружать меня, угрожая всевозможным насилием. Дети-панки в крошечном городке бродят по улицам, но это моя вина, что у меня такая машина в таких районах. Не самый лучший момент в моей жизни.
Я слушаю его, не перебивая, пока он отчаянно оправдывается... будто ему это нужно.
— Какого черта я должна в тебе разочаровываться? — спрашиваю я, когда он делает паузу.
Эйдан подыскивает слова, хмурясь.
— Потому что... ты не будешь думать, что я такой же, как он. А мне хочется, чтобы ты думала, что я такой же. Никогда не думал, что буду испытывать такую сильную ревность к прошлой версии себя, Айви, но это так. Это правда, и я ненавижу все свои резкости, но я бы никогда не стал прибегать к насилию...
Я прерываю его поцелуем. Он нежный, но глубокий. Я ощущаю вкус его крови и не останавливаюсь, запуская пальцы в его волосы и целуя его так страстно, как только могу.
Я отстраняюсь, чтобы посмотреть на него, заглядываю в его глаза и шепчу:
— Ты – это он. Ты – это... ты. Я не хочу никого другого.
Его глаза, печальные и измученные, смотрят в мои, ища честности. Я позволяю ему увидеть мою искренность, и он прижимается своим лбом к моему. Его руки пробегают по моей все еще обнаженной спине и зарываются в волосы. Он сжимает мои волосы в кулаке и снова целует, глубоко и основательно.
Я отрываюсь от его рта, когда он твердеет, и качаю головой.
— Ты ранен.
— Я в порядке. — Он снова притягивает мой рот к своему, скользя языком между моих губ. — Я хочу тебя, Айви Монткальм. Так сильно.
Я целую его в ответ, растворяясь в нем, пока он проводит руками повсюду, оставляя за собой обжигающий след. И тоже прикасаюсь к нему. Провожу руками по его груди, одной касаюсь его твердости, а другой обхватываю его бока…