Голос доносился из вентиляционного отверстия. Конан подошел к нему и сунул в него голову. Голос стал еще более различим. Кроме него, звучал еще второй голос.
— Отец ваш мертв, город ваш мертв, — говорил второй голос. — Теперь вы принадлежите только мне. Вместе мы вновь поднимем город. Эти ваши колодцы привлекут внимание торговцев, и люди снова придут. Но без меня вам не справиться.
— Нет, нет, я не согласна! — повторяла Аринна.
Конан различил внизу свет. Комната, где происходил разговор, находилась этажом ниже. Киммериец усмехнулся. Тесен этот замок, не скроешь в нем ни одной приличной тайны.
Он спустился по лестнице, по которой пришел, и стал искать путь. Ему пришлось проблуждать по коридорам на нижнем этаже около часа, прежде чем он сумел определить, что он находится в нужном месте.
Стражник, стоящий у двери, услышал крысиной писк и повернулся в сторону большой черной крысы в ошейнике. Он не заметил человека, подбирающегося к нему с другой стороны.
Острие меча из благородной голубой стали вышло у него из груди и неприятно поразило стражника, прежде чем он расстался с жизнью.
Конан выдернул меч и толкнул дверь. За дверью открылся зал, самый большой и освещенный из тех, что Копан видел в замке. Степы были задрапированы гобеленами. Потолок покрыт росписью. Имелась даже мебель — резные гнутые стулья, стол и низкие шкафы.
Аринна находилась там в обществе человека в зеленой одежде. При виде Конана он схватился за меч.
— Конан! — воскликнула Аринна.
— Не кричи, жена моя! — сказал незнакомец и кинулся к киммерийцу.
Конан отбил его атаку. Незнакомец отступил назад и застыл. Поза его внушала уважение. Он был словно изваянный из камня воин. Да, этот человек знал толк в битвах.
— Если ты уйдешь, я не буду преследовать тебя, — обещал ему Конан.
Незнакомец расхохотался и снова напал. Его меч с шумом разрезал воздух в том месте, где, по его мнению, должна была находиться голова противника.
Конан упал, но во время падения полоснул противника по ногам, чуть ниже коленей. Незнакомец не сразу понял, что случилось. Он попытался шагнуть к Конану, чтобы обрушить на него удар ятагана.
Шага не получилось. Острое лезвие древнего меча разрезало мускулы и перерубило кости. Незнакомец, все еще не до конца понимая свое положение, с удивлением посмотрел вниз, видимо почувствовав какое-то неудобство, и увидел, что его левая голень отделена от него и висит на одной жилке. В следующий момент он с жутким криком повалился вперед, и Конан отрубил ему голову.
* * *
Царица простерлась перед Конаном ниц. Она склонила голову, и волосы ее волной разметались по полу. Он в смущении шагнул назад, но Аринна на четвереньках, словно псина, поползла вслед за ним.
— Я прошу тебя о последней милости, — сказала царица. — Я знаю, что ты не отказал бы в этом и самому подлому человеку, грязному зверю, убийце родного отца! Не откажи в этом и мне, я недостойна быть царицей! Но я рождена царицей. И если я не могу быть ею, значит, я вообще не могу быть!
— Я не понимаю, о чем ты меня просишь, — сказал Конан.
— Не лги, не лги мне! Ты все понимаешь. Я хочу, чтобы ты убил меня. Отрежь мне голову, я больше не могу находиться в этом теле!
— Нет, нет, Аринна, я не могу!
— О, варвар, я знаю, ты обязательно сделаешь это, когда я расскажу тебе все. Мой отец мертв, мой город мертв, я осталась одна, мне незачем жить. Все, ради чего я существовала, все, что я любила, теперь находится по ту сторону жизни — и я тоже хочу туда. Я хочу идти вслед за своим отцом и своим народом! Все погибло, все погибло! Мне осталось только одно — смерть.
— Я не могу, — повторил Копан.
Аринна вдруг вскочила на ноги и метнулась к обезглавленному Ривалу.
— Аринна! — воскликнул Конан.
Царица схватила ятаган Ривала, повернула лезвие к себе, запрокинула голову и сильным ударом перерубила себе горло.
Кровь хлынула ей на грудь, изо рта выдулся кровавый пузырь. Ноги царицы подкосились, и она рухнула на пол. Голова ее глухо стукнула о камень.
— Аринна! — вновь вскричал Конан.
Тело царицы мелко задрожало, потом его свели судороги. Оно выгнулось дугой и забилось, словно рыба, только что попавшая на берег, и стало раздуваться. Одежда лопнула, вслед за одеждой лопнула и кожа. Но под ней уже почти не было крови. Из вздувшегося и лопнувшего живота полезли не внутренности, как ожидал Конан, а черные щупальца.
Они становились все больше и больше, и сквозь них прорастали шипы. Между шипами появилось нечто вроде волдырей. Нежно-розовые поначалу, увеличиваясь в размерах, они бледнели, делаясь похожими на веки мертвых птиц. Затем они стали лопаться — под ними оказались рты-присоски, похожие на рты миног.