Конан схватился за рукоять меча.
Женщина, предлагавшая ему циновку, прошептала:
— Не берись за меч. Тебя не убьют.
Варвар внял ее совету. Воины встали с четырех сторон. Подоспел и карлик. Выражение лица у него было, как у трехнедельного трупа. Он путался в своей белой одежде и длинными полами подметал мостовую, вздымая пыль.
— Аринна явила тебе свое повеление, чужеземец, — проговорил он. — Встань, оставь свой меч и иди за мной.
Конан подчинился. Его глаза смотрели только на царицу — и она улыбалась ему. Он подумал, что она очень привлекательна.
Служанки с покрытыми головами и закрытыми лицами поднесли и сложили у ног царицы множество предметов. Среди них были золотая клетка с белой мышью, различные сосуды, мотки красной, голубой и белой шерсти, хлеба разного цвета и формы на серебряных подносах, монеты — круглые, квадратные, пятигранные и шестигранные.
Царица наклонилась, взяла коричневый сосуд из глины с белым рисунком в виде цветов и птиц и протянула его Конану.
— Пей! — приказала она.
Конан с опаской приставил сосуд ко рту, наклонил его, гадая, что же в нем, но там оказалось всего лишь превосходное вино. Варвар сделал приличный глоток.
Аринна с улыбкой забрала у него сосуд и перевернула его. С ужасом Конан увидел, что оттуда выпал красный червяк длиною в человеческую руку. Торопясь, червяк пополз прочь. Кар-дчдк в белых одеждах схватил червя и со смехом подбросил его вверх. Толпа дружно завопила, и все, кто находился поблизости, вскочили с циновок и принялись рвать червя на части.
Конан с трудом удержал приступ тошноты.
— Ты начал жертвоприношение! — сказала Аринна. — Ты — человек богини, и она доказала свою любовь к тебе. Теперь ты можешь получить подлинную радость. Больше испытаний не будет!
Она взяла тонкий сосуд и наполнила вином из него маленький кубок. Вино было совершенно прозрачное — как вода, но от него исходил сильный аромат, словно от тропического цветка или от лавки торговца стигийскими благовониями.
— Пей, чужеземец! Это вино страсти, — сказала царица. — Оно наполнит твои члены желанием, и ты увидишь золотой свод неба, под которым только для тебя будет плясать женщина-бабочка.
По площади прошелестел вздох.
— Пей! — повторила Аринна.
Конан принял сосуд из ее рук и приложился к нему. Он почувствовал, как холодный огонь струится по языку, и язык немеет. Мир вокруг неожиданно стронулся с места и поплыл.
Смотреть было невыносимо, и Конан закрыл глаза. Он продолжал пить, и слух его становился все обостреннее. Он слышал шуршание множества ног, смех и негромкие разговоры, сливающиеся в неясный шум, словно шум моря. Он слышал стук множества сердец и сопение множества носов. Он слышал щелчки моргающих глаз и скрип суставов.
* * *
Конан очнулся ночью. Все болело и ныло. Он лежал в очень неудобном положении, придавив себе правую руку, щекой на каком-то мягком комке.
Над ним смеялась луна. Конан со стоном и ругательствами поднялся и попробовал двинуть правой рукой. Рука двигалась, но он ее не чувствовал. Комок, который служил ему подушкой, оказался полураздавленной мышью.
Конан встал. Он по-прежнему находился на площади западного лица Шеват. Вершина башни терялась в темноте. Ворота на улицу были открыты.
Мучительно пытаясь вспомнить, что же произошло, Конан покинул храмовый двор и направился в северо-западный угол города, где, как он слышал, имелся постоялый двор, очень большой, способный вместить всех желающих, а главное — недорогой.
Он не придавал особого значения теням, которые следовали за ним вдоль стен и шмыгали через улицы, но и не упускал их из внимания. Когда он остановился на перекрестке, пытаясь определить, в какую сторону следует двигаться дальше, одна из этих теней отделилась от стены и шагнула под лунный свет, выпрямившись в полный рост.
Никогда прежде не видел Конан демона отвратительнее. Громадная голова сидела на узких плечах, длинные руки, поросшие шерстью, свисали почти до земли, спина была согнута в три погибели и скручена так, что плечи находились под прямым углом к чреслам. Рот, растянутый до ушей, походил на рваную рану, слюна тянулась на грудь, как у старого больного пса. Он ковылял, но двигался быстро. Глаза его горели, словно угли.
Конан ткнул ему в лицо острием меча. Меч вошел точно в переносицу. Демон заорал, как поросенок, которого женщина режет тупым ножом, и дернулся назад. Конан решил не давать ему шансов и с размаху срубил чудовищу полчерепа. Мозга внутри не было. Череп был девственно пуст, как чашка для подаяний в квартале воров. Демон продолжал орать.