У него вдруг закружилась голова, он сжал рукой виски, прикрыл глаза, ноги его потеряли опору, и он почувствовал, как сыроватый ветерок течёт мимо, обволакивает лицо, так словно тело его движется какою-то неведомой колдовской силой. Эльфгар перепугался, отнял руку от лица и в ужасе отшатнулся: он стоял не далее, чем в десяти шагах от старого дуба. На высоте в голых ветвях дерева застыла странная тень, напоминающая человеческую фигуру. Она что-то бормотала, точно говорила с кем-то. Там на дереве она была одна, но Эльфгар слышал несколько разныз голосов: один принадлежал девушке, а другой… это был грубый, резкий, насмешливый мужской голос.
— Дочь шлюхи, проклятое отродье. Отправляйся к своей блудоохотливой мамаше.
— Нет, не надо, прошу вас, не делайте этого, умоляю, пощадите…
— Не пытайся разжалобить меня, сучка, я на жалость не падок, мне её в Чёрной Башне сержант дубинкой отбил, опосля тюремные крысы отгрызли. Нынче я как жернов мельничный твёрд и холоден, из меня слезы не выдавишь.
— Прошу вас, умоляю, ради Бога…
— Ради Бога? Эй, парни, вы слышали, Боженьку изволила поминать. Помнила ли ты о Боге, когда своему господину подмешивала в вино адское зелье, от которого он чуть было душу не отдал? Молчишь ведьма сучья?
— Дай те мне поговорить с ним, я всё ему объясню… всё не так, не так…
— Время говорить кончилось, наступает время умолкнуть… навеки. Таким как ты место в адском пламени. Пошла, пошла прочь, мерзкая тварь…
— Нет, — протяжно вскрикнула девушка, тощая фигурка дёрнулась, точно кто-то невидимый резко толкнул её в спину, быть может даже ударил ногой, и она камнем полетела в низ.
Эльфгар отпрял, оступился, повалился на спину. Он не расслышал, как её тело упало оземь. Пролетев косую сажень, тело её резко остановилось, встряхнулось и, подобное тряпичной куколке, зависло, со скрипом тихонько раскачиваясь меж ветвей в мрачной пустоте. И только теперь, когда лунный свет пронзил узловатые ветви своим серебренным клинком в этом мертвенном потустороннем свечении Эльфгар увидел, что на шее девушки была пеньковая верёвка.
В ужасе он смотрел на покачивающееся тело, со стоп которого струилась урина. На ней была одета перепачканная в грязи и крови, подранная исподняя туника. Руки завязаны за спиной, а голова наклонена вперёд. Лицо скрывали длинные густые волосы, перепачканные, слипшиеся, точно превратившиеся в прутья. Она висела тихо, недвижно, тихонька, едва приметно покачиваясь.
И тут Эльфгар снова услышал продолжение разговора. Эльфгар не сомневался, что это вещала повешенная.
— А девчушки крепкая шея, не смотри, что тонкая.
— Теперь придётся смотреть, как верёвка будет медленно душить её.
— Надо было раздеть её, взглянуть в последний раз как колыхаются её дыньки: люблю смотреть, когда шлюха танцует голой.
— Довольно… снимай. Да веревку не режь, а развяжи. Сгодится ещё.
— И то верно. Ежели на каждую из его шлюх тратить по верёвке, так и разориться не долго.
— И что нам с ней делать, Годерат? Оставим здесь?
— Не к добру, если местные отыщут её. Учинят разбор. Поднимут шумиху. Разбередят нашего доброго ленивого шерифа. А то и, кто знает, доберутся до королевского правосудия. Йомены народ дотошный, от них всякую пакость можно ожидать.
— Так что нам с ней делать? Быть может камень на шею да в пруд?
— Чёрные Пятки велел бросить её на болоте… Я бы не стал ему перечить…