На встречу им к самому очагу сквозь высокую траву, надсадно дыша, мчало нечто. Мрак скрывал его, только слышно было как шумели рассекаемые вражьей плотью травяные стебли и листва кустарника. Не дожидаясь пока это нечто достигнет поляны и кинется, они разрядили свои арбалеты на встречу звуку и, бросив ненужное оружие, подняли топоры и мечи.
Настырное, наглое движенье вдруг сбилось, замедлилось, пошло в разброс, рывками, затем вдруг оборвалось и стихло.
— Поди глянь кого ухлопали, — сказал Ягелон, тыкая в бок локтем Эдрика.
Эдрик и Фрам несмело двинулись к тому самому месту, где в последний раз они слышали шум ломающихся ветвей.
— Правей бери, — правил их Ягел, — оттудова шло…ещё правее. Да ты что, чёрт, право от лева отличить не в силе?
Вот и они исчезли в зарослях. Доносились звуки копошенья. Ягел обернулся и посмотрел на Малыша Ренегана. Многое увидел Малыш в этом взгляде.
— Не стреляйте, свои, — послышался взволнованный голос Эдрика.
Из-за кустов появился Эдрик и Фрам, за собой они тащили что-то. Когда свет фонарей рассеял тьму, то все увидели пробитое арбалетами тело Черепа… Немой ужас застыл на его худом лице.
И в этот момент все их фонари в раз потухли, точно их по команде макнули в воду. Послышался тоскливый девичий плач…
Та, что плачет у болот 1.11
1.11
Тревожно ржали лошади, кто-то срезал привязь, и они кинулись прочь в ночную мглу. Страшная кутерьма зачалась на елани. Со страху люди бросились в россыпную, кто куда, и Ягел остался один в полумраке у тлеющего костерка.
Он тоже хотел бежать, но отчего-то ноги не слушались его, они точно лишились жизненных соков, из них точно отхлынула вся кровь и они корнями проросли в землю. Он не мог пошевелить и мизинцем на ноге, но в руках ещё ощущал силу.
Скованный неведомой силой он стоял посреди поляны у затухающего очага и слушал. Он весь целиком стал слухом. Трава ожила, мелкая рябь прошла по обширному её ковру и стихла. Затем послышался хлёст и шелест стеблей, шорох листьев, тихий хруст. Нечто или некто шло через травяное озерцо направляясь к нему. Оно не торопилось, оно не спешило, оно было лишено суеты.
Вот трава кончилась, и оно замерло у кромки поляны. Так сделалось тихо, как бывает разве что в глуби земной. И Ягел услышал дыхание, – сиплое, натужное, с посвистом.
Сам не ведая своих действий, точно подчиняясь внутреннему неосознанному зову, Ягел, не отрывая стоп, упал на колени и, бросив меч, сунул руку в полумёртвые угли. Сверху они были теплы, но поглубже внутри ещё томился бесцветный нестерпимый жар. Он ухватил рдеющие угли и сжал их в кулаке — страшная боль пронзила руку, запах палённого мяса воскурился над землёй. Он истошно заорал, так точно сам чёрт изымал из его груди душу, но в тот же миг почувствовал, что ноги вновь повинуются ему.
Крайние стебли разошлись, точно занавеси и чрез них нечто выступило на поляну. Мгла перед ним начала сгущаться, скучиваться, и как бы обретать форму, очертания.
Ягел оущащл, что ноги его больше не прикованы к земле, он пошевелил стопами, притопнул и, не помышляя о мече, пустился бегом прочь…
Лесной хутор 1.1
Лесной хутор 1.1
Лес северо-западнее горы Святого Дункана, логово разбойников
Она проснулась ещё до рассвета, и даже сама не могла понять: спала ли. Так бывало часто на полную луну, когда сон совсем не шёл, но зато шли мысли, воспалялся былыми ранами, уязвлённый прошлым ум. Ноющей болью отзывалось старое усталое тело, не давало покоя. Остыла протопленная с вечера печь, тепло из хаты повыветрилось, становилось зябко, так что даже притихли сверчки. Она поднялась и, откинув шерстяное одеяло, села на топчане, переводя дух и успокаивая вдруг расходившееся сердце. Странные дела творились с этим драгоценным и ветхим сосудом: оно то стремилось вскачь, как молодой неразумный телёнок, то притормаживало и шло не уверенно, с перебоями, как бы прихрамывая, волочилось будто старая побитая собака, а то и вовсе замирало, так что становилось жутко. «Хотя, чего боятся тому, — успокаивала она себя, — для кого смерть лишь избавление?!»