Язык давался хорошо, девушка делала явные успехи, и на четвёртом курсе уже могла чудесно щебетать не только с однокашниками, но и с москвичами. Зарабатывала на жизнь переводами на французский язык и в мечтах уже видела себя преподавателем русского языка где-нибудь в родном городе. И тут эта поездка в российскую глубинку, чтобы сопроводить земляка к его русской невесте…
— Ти меня правда не обманиваешь про время монгольского нашествия? — всё ещё никак не успокаивалась Луиза. — Мне страшно: это дикие, ужасние варвари…
Как будто все остальные сейчас не варвары, включая тех же самых французов, ловящих и жгущих ведьм, убивающих сотнями «сарацинов» и собственных единородцев, молящихся богу немного иначе, чем они сами. И сотни лет ещё будут убивать.
Единственное, что мог предложить девушке (назовём её так, поскольку первый, студенческий брак Луизы, заключённый ещё во Франции, оказался недолговечным) Андрон, это работа на кухне, помощь поварихам. И та, подумав, согласилась.
Панкрат, появившийся через день с самого утра в сопровождении двух хмурых мужиков, жестикулирующих растопыренными пальцами, в разговоре с Беспалых никак не отреагировал на новую обитательницу базы, хотя ему наверняка уже доложили о ней. Впрочем, причина приезда оказалась весьма щекотливой: «братки», укатившие «гонять чурбанов», так и не вернулись, и Вова Пензенский заподозрил, что «смотрящий» просто приказал их грохнуть, чтобы отомстить за дерзость проворонившим появление русской пограничной стражи.
— Их нужно отыскать, Сергей Николаевич, — потребовал Панкратов. Поэтому берёшь с собой вот этого парня и мчишься разыскивать тех мудаков. Снимаете на камеру всё, что найдёте, чтобы у Владимира Васильевича ни малейшего сомнения не осталось в том, что мы хоть как-то навредили его людям. «Железные кони» у тебя на ходу?
— В любой момент, — кивнул капитан.
— Тогда полчаса на сборы, и вперёд!
Потерять следы «шишги» в вымахавшей траве было просто невозможно: она пёрла куда-то в общем направлении на юго-запад, отклоняясь о выбранного курса лишь для того, чтобы объехать какой-нибудь холм или найти брод через степную речушку. И через четыре часа нашлась рядом с юртами небольшого кочевья. Утыканная стрелами, как дикобраз.
О том, как всё происходило, рассказал «бык», ещё подававший признаки жизни, сидящий на земле, прижавшись к колесу машины.
— Воды. Дайте хоть чуть-чуть воды, — прохрипел он, увидев людей в привычных одеждах.
— В вашей машине она есть? — спросил первым оказавшийся около него капитан.
Эти дебилы, отправлявшиеся в степь, не удосужились взять с собой даже её! Водкой затарились, а воду не захватили!
В общем, пёрли они наобум, пока во время очередной остановки не заметили в бинокль небольшой дымок, поднимающийся от костерка, на котором половцы варили еду. Незваных гостей переполошившиеся кочевники, ясное дело, встретили стрелами. Это сразу же принесло два трупа: одному из «братков» стрела угодила в глаз, а второму пробила шею. Не считая лёгких ранений ещё у троих, которых, расправившись с «чурбанами», кое-как перевязали бинтом из автомобильной аптечки. Ещё двое нарвались на железо при «зачистке» кочевья, причём, одному досталось очень серьёзно, и буквально через пару часов он «кончился». Так что живыми не оставили никого, кроме баб и младенцев. Даже мелких ребятишек, ещё цепляющихся за мамкину юбку, пинками прогнали в степь.
И сразу же сели бухать за упокой душ товарищей, перемежая пьянку с изнасилованиями захваченных женщин. «Веселились», в общем. «Гудели» практически до утра. А поскольку все к этому моменту были «в дрова», несколько кочевников, как призраки, появившиеся в предутренних сумерках, застали их врасплох. Хоть какое-то сопротивление сумели оказать лишь трое, оказавшихся в состоянии взяться за оружие.
— И бабы наших резали, твари! Вон та, которой Дрын полбашки из помповика снёс, спящему Кэмэлу ножом по горлу полоснула.
После того, как пристрелили последнего из кочевников, включая женщин, в живых оставались лишь двое, но тоже получившие по паре-тройке стрел. Дрын, «хватанувший» стрелу в живот, отдал концы к середине дня, а Рудик сумел дождаться «спасателей». Но надежды на то, что его удастся довести живым хотя бы до базы, были весьма призрачными: раны загноились, ткани вокруг них уже посинели.
Все трупы «своих» (у капитана язык деревенел, когда у него возникал позыв назвать так этих ублюдков), включая всё их оружие, и потерявшего сознание Рудика погрузили в кузов Газ-66. За руль машины сел Борода, вышибив пробитое в трёх местах, растрескавшееся водительское лобовое стекло, и печальная (а чему радоваться-то?) кавалькада двинулась в обратный путь.