Вот теперь стало понятно, для чего понадобилось такое количество пустых саней в караване: пограничники ведь наверняка успели посчитать численность населения Серой крепости. И даже если исходить из той же десятины собранного урожая, добавив к нему оплату выловленной в Дону рыбы, то вполне хватило бы и парочки их.
— Он что, охерел, этот барыга? — как всегда, весьма ёмко оценил наглость откупщика Полуницын.
— Похоже на то, — высказал свою точку зрения «Чекист». — Жадность человеческая безгранична.
— Я бы замочил этого козла, чтобы другим было неповадно наглеть…
— А вот этого делать не нужно, — опять же, вмешался историк. — О том, что он к нам отправился, многие знают. А он, как минимум, «людин», свободный человек, за которого придётся выплатить «виру», штраф. И весьма немаленький.
— Тогда переводите, Роман Васильевич, — вздохнул Андрон.
— Только вы, Андрей Иванович, сначала мне проговорите, чтобы я мог оценить насколько это соответствует здешним представлениям о правилах поведения.
В общем, через пять минут «шестёрка» (используя лексикон Крафта) «барыги», ещё пару раз повторивший требование впустить сборщиков дани, узнал следующее.
Население Серой крепости признаёт суверенитет курского князя Юрия Святославича над землёй, на которой она стоит. Но смердами вольные русские люди, построившие её, никогда ничьими не были и не будут. Понадобится — с оружием в руках защитят свою волю, как уже защитили от половецкой орды и «залётных» монголов. Служить князю защитниками рубежа со Степью готовы, но «урок» им назначить может не какой-нибудь сын дружинника, а только сам Юрий Святославич или специально назначенный им посланник, с которым и будет разговаривать здешний «князь». Путята же, сын Алексея Валаха, как приехал, так может и возвращаться той же дорогой, какой и прибыл. Захочет торговать — пусть приезжает, никто ему и слова не скажет. Но как сборщику дани, назначаемой по своему усмотрению, въезд в крепость ему и его людям заказан.
Фрагмент 15
29
Речи сии Путята Алексеевич воспринял как личное оскорбление, начав грозить с коня кривой степняцкой сабелькой, выхваченной из богато отделанных ножен. Да и вообще вся его одежда, сбруя коня и даже попона на скакуне говорили о весьма неплохом достатке. Видимо, должность откупщика, наверняка полученная при содействии папы-молдаванина, приносит неплохую прибыль. В бинокль хорошо видно, что он молод, черняв и горяч.
Всё бы ничего: побесится, побесится, да успокоится. Вот только, повинуясь его приказу, с десяток воинов принялись вытаскивать из чехлов (кажется, называемых саадаками) луки. Такие же, как уже виденные людьми из ХХ века у половцев: взаимопроникновение культур и типов оружия, однако.
— Толя, сможешь лошадку под этим горячим молдавским парнем несильно поранить? — обернулся к «штатному» снайперу гарнизона Беспалых.
— Да не вопрос, тащ капитан! — кивнул Жилин, пристраиваясь с СВД в одной из бойниц.
К тому времени, как грохнул выстрел снайперской винтовки, для собравшихся в «надвратной башне» приглушённый тем, что её ствол находился снаружи, а не внутри помещения, лучники успели дважды пустить стрелы, целясь в торчащих на сторожевых вышках часовых. Но бесполезно из-за нависающих козырьков, защищающих от стрельбы навесом. Стоявший вполоборота красавец-конь, которому пуля угодила в мягкие ткани передней ноги, взвился на дыбы, выбрасывая из седла откупщика. Если судить по раздавшимся после этого воплям, упавшего не очень удачно.
Громкий звук, беснующийся раненый конь, орущий от боли в сломанной руке предводитель внесли сумятицу в ряды сборщиков дани. Стрельбу они прекратили, а вскоре, погрузив Путяту в сани, двинулись подальше от странной крепости. Час, и от их присутствия под её стенами напоминали лишь истоптанный снег, следы саней и копыт, уводящие на запад, да несколько пятен крови и конского помёта на снегу.
— Ну, что? Ждём теперь похода княжьей дружина для нашего «осмердения»? — задал вопрос Василию Васильевичу Андрон уже в «штабе».