Долго ещё сварились с сотником, не доверяющим соседям из «другого государства», пока, наконец, не начался более или менее конструктивный разговор. О том, что могут воронежцы купить в Серой крепости калёные стрелы по цене обычных. О том, за какие деньги купят переселенцы из будущего зерно и скот у соседей (кормить-то беженцев придётся всю зиму). О том, как воронежские стражники весть о подходе татарского войска донесут. О том, какой пароль будет у тех стражников, кто из степи прорвётся к Серой крепости (ну, а где гарантия, что вместо них не явятся какие-нибудь новые подсылы?).
Попотчевал их сотник, а после обеда пообещал, что в начале осени пришлёт кого-нибудь из десятников с товарами на продажу и за наконечниками для стрел. И, кажется, смирился с мыслью о том, что быть невиданной по ожесточённости войне со степняками.
— Князю про ваши слова отпишу. Не в Рязань, в Пронск.
— Добро, что не в Донков. Донковский-то князь зело на нас сердит за то, что мы его беглых холопов приняли. А я ещё его дружиннику Артюшке бока намял. Отмахнётся он от наших слов. А с Пронским мы не успели поссориться. А ещё лучше всё-таки в Рязань отпиши. Только пиши ещё и то, чтобы посольство к Батыю не слал: погубит царь его послов за то, что Рязань не захочет, по татарскому обычаю, отдавать ему десятую долю во всём: в серебре, в мехах, в зерне, в воинах, в женщинах, в детях. Пусть лучше уже сейчас начинает войско собирать, не дожидаючись, пока беда постучит в ворота. Стены городов укрепляет и послов соседним Великим князьям за помощью шлёт.
Потом, подумав, решил Беспалых проверить ещё один миф, летописный, который никакими другими источниками не подтверждён.
— Не слышал ли ты про такого боярина рязанского по имени Евпатий и по прозвищу Коловрат?
— Да кто ж всех их упомнит, живучи здесь много лет⁈
— Будешь писать в Рязань, помяни, что мы про него спрашивали. И если есть такой, то пусть по дороге в Чернигов за помощью от Черниговского Великого князя на денёк-другой заглянет к нам, в Серую крепость.
44
Пусть в летописях и упоминается сражение на реке Воронеж, да вот только никаким великим оно по определению быть не могло. Слишком уж мало места для большого войска в окрестностях городка. Может, три-пять тысяч и поместится на полях да выгонах по опушке лесного массива, но не больше. Скорее, уж встретились здесь в другой истории русский да татаро-монгольский авангарды, а после того, как побили рязанцев, и пошли силы Батыя беспрепятственно на север, охватывая Залесскую Русь сплошным неводом мелких отрядов. Ага, как в анекдоте про мелкие китайские отряды… Правда, не миллионные, а, скорее всего, исчисляемые сотнями и даже тысячами.
Самые удобные по численности отряды для невеликих сил переселенцев из будущего. Тут сотня, там сотня, вот и тысчёнка-другая набежит, которой не хватит для взятия какого-нибудь городка. И небольшая дружина Евпатия Коловрата, если такой существует, а легенды про его удары по тылам оккупантов не врут, больше вреда врагам нанесёт. Жаль, сотник Ефрем обречён: понравился он капитану своей упёртостью. Вполне мог бы возглавить партизанский отряд из числа пограничников: ребята как раз «заточены» под скрытные действия малыми силами.
Стоило заикнуться про это Жилину, как у того глаза загорелись.
— А ведь верно, Сергей Николаевич. Может, подсказать Ефрему про то, чтобы базу партизанского отряда подготовил где-нибудь не очень далеко от нас. Я по карте помню, есть большой лесной массив возле места, где Дон сначала на юг течёт, а потом закладывает такую петлю, что сначала на север поворачивает, а потом снова на юг. И отсюда недалеко, не больше тридцати километров, и от нас километров пятьдесят.
Насел Толик на «Цыгана», выпытал из него, как то место называется. Да вот только Ефрем, которому поутру подкинули такую идею, наотрез отказался, ссылаясь на то, что и рабочих рук для этого нет, и всё это монгольское нашествие — ещё вилами по воде написано.
— Говорят же люди, что вы — не от мира сего, — буркнул он. — Правда то или хулу люди несут?
— Пусть говорят, — не подтвердил, но и не опроверг слухи Сергей. — Тебе-то какая разница? Православные, кресты носим, в церковь ходим. Ты сам видел. Значит, Господу угодны. А от сего мира или от какого иного, то Его промысел.
В душе поржал, конечно: вот уже и Вовку Лесникова к божественной сущности приписать пришлось. Ага! Бог-Отец, Бог-Сын, Бог-Святой Дух и Бог-Программист. «Тьфу ты, богохульник!», — оборвал он свои мысли.