Пока рассыпавшиеся всадники откатываются и снова группируются для продолжения атак, БМД, порыкивая двигателем, проламывается сквозь очередные кусты. Впереди, где-то в километре, уже видные юрты ордынского лагеря. За спинами спешно выстраивающихся в ряды конных отрядов. По ним-то и отстрелялся Беспалых, внося сумятицу и мешая подготовиться к атаке.
— Сзади снова прут, — кричат десантники, присматривающие за обстановкой через щель приподнятой крышки входа в десантное отделение.
— Постреляйте пока по ним из автоматов, а я по лагерю пару раз грохну.
Ребята бьют короткими очередями, но по плотной массе конницы промахов, скорее всего не бывает.
Поджечь войлок юрт почти невозможно. В них если что-то и горит, то только деревянные каркасы да тряпьё, имеющееся внутри. А вот палатки и шатры пылают за милую душу. В том числе — и от разлетевшихся после взрыва осколочно-фугасного снаряда головней костров.
Пулемётчики в очередной раз меняют коробки с лентами. За счёт того, что сюда, в тринадцатый век, принципиально не брали никаких ПТРК (нету здесь танков, с которыми они должны бороться), а оборудование для управления этими ракетами демонтировано, то удалось впихнуть больше коробок с пулемётными лентами. Но всё равно скоро придётся выходить из боя: патронов бывает очень мало, мало, всё равно мало, но больше не увезти. Особенно в условиях, когда приходится биться с войском, численностью в несколько десятков тысяч человек.
Отсюда просматривается и кусок поля брани, где рубка в полном разгаре. Да, татар очень много, и они просто давят массой. А ещё — забрасывают зажигательными стрелами городок, где уже что-то горит. Скорее всего, соломенные крыши хат. Пусть они и покрыты слоем снега, но где-то этот снег мог сползти вниз, а где-то стрелы могли влететь в окно: внутри ведь тоже полно соломенных «постельных принадлежностей». Даже не матрасов, набитых этим материалом, а просто охапок, на которых спят люди. Эх, предупреждали Ефрема о том, что не устоит Воронеж против татар!
Ан, нет. В оптику орудийного прицела видно, как, кажется, кто-то бежит от городка в сторону леса.
— Миша, поворачивай в сторону крепости. Постараемся прикрыть мирняк, который пытается спастись. Хрен с ним, с тем татарским лагерем.
— А куда это?
В триплексы Дорохину не видно то, что находится в задней полусфере.
— Короче, разворачивайся обратно через левое плечо. Если сам не увидишь, я дальше подскажу, где следующий поворот. Толик, а ты не забудь сделать «фа-фа», когда с врагами на встречных курсах будем расходиться.
— С удовольствием, — заржал Жилин, которому самому очень понравилось использовать «вундервафлю».
По буеракам, рекам раком быстро не разгонишься, поэтому примерно два с половиной километра до речной излучины, на возвышенном мысу которой стоит Воронеж, тащились минут пять-шесть. И пострелять из пулемётов и автоматов успели, и пару раз открыть пневмоклапан, подающий сжатый воздух в теплоходную «бибикалку». Обзавелись, кажется, несколькими сотнями отметин от стрел и даже зарубкой от сабли на борту боевой машины.
Было такое, что некий шальной воин, бросившийся наперерез БМД, оказался рядом с ней и со всей дури рубанул по алюминиевой броне. Сложно понять, на что рассчитывал. Пожалуй, просто действовал на инстинктах в горячке боя. Но повеселил экипаж он знатно.
Вплотную к реке рядом с крепостью не подходили, чтобы не пугать ещё и своих, отстреливающихся от сыплющих зажигательными стрелами кочевников. Но огнём автомата из бокового лючка и башенного пулемёта проредили число «поджигателей».
Да, удар с тыла по рязанскому воинству обитатели Серой крепости сумели сорвать. Но этим войска Великого князя Юрия Ингваревича не спасли. Только затянули сражение. Но и то — хлеб, поскольку всё равно в этой битве погибло больше оккупантов, чем в другой истории. Ведь, как упомянуто в летописных текстах, рязанцам пришлось прорубаться сквозь вражьи полки. Не навстречу же новым туменам, всё ещё не вступавшим в бой.
Сорвать сумели, а теперь только отстреливаются от тех сотен, что шлёт в атаки на виновников этого темник, взбешённый тем, что ему не удалось выполнить приказ командующего.
— Нам бы день простоять, да ночь продержаться, — хмыкает кто-то из десантников.
— Не будет у нас ни дня, ни, тем более, ночи на то, чтобы тут стоять, — отрезал Беспалых, в очередной раз перезаряжая пушку. — А держаться будем до тех пор, пока на каждый пулемёт не останется по единственной ленте. Если рязанцев к этому времени окончательно не сломят.