Краевский молча кивнул головой. Это был совсем еще не старый, полный сил человек, но с седыми волосами. Серые глаза его смотрели спокойно и проницательно. Только заметная нервозность, с которой он курил трубку, свидетельствовала о том, что он прожил далеко не спокойную жизнь.
— Да, — сказал он, оставляя трубку, — юные разведчики не раз оказывали нам большую помощь. Их группа была прекрасно законспирирована. Они сносились друг с другом с помощью особой азбуки. Мы имели дело только с одним их связным, Васей Гавриловым, по прозвищу «Дядька». Крепкий был юноша. Когда весной девятьсот сорок четвертого года организация провалилась, он убил при аресте трех гестаповцев и застрелился сам. Тогда всех похватали: Аносова, Толю Сердобина, сестер Паниных — всего человек двенадцать. Из них восьмерых повесили на площади. Остальные, наверное, были замучены при допросе. Печальное воспоминание! Но до нашей подпольной организации фашисты так и не добрались.
— Так вы говорите, что старик бунтует?— спросил Еременко. — Напал на вас? Придется отправить его в психиатрическую больницу. Ничего не поделаешь. На воле оставлять нельзя.
Он приподнялся со стула, давая этим понять, что наша беседа окончилась. Встал и Краевский, и тут я заметил, что он хромает на левую ногу и ходит, опираясь на палку. Впоследствии я узнал, что он потерял ногу в партизанской войне и носит протез.
Отряд, которым он командовал, отходил врассыпную после удачного диверсионного акта. Краевский отступал последним и нарвался на мину — ему оторвало ногу. Помощи было ждать неоткуда, положение было отчаянное. Перетянув ногу ремешком, он три километра полз через кустарники по болоту, пока его не заметили товарищи, отправившиеся на поиски своего командира. Тут он потерял сознание...
Теперь он жил на положении инвалида Отечественной войны, получал пенсию и занимал пост председателя охотничьего союза.
Закончив дела в райкоме, я отправился на бульвар, где меня ждала Татьяна. Мы пошли бродить по городу. Потолкались по базару, накупили винограду и груш. Потом обедали в столовой. Потом пошли в краеведческий музей, где познакомились с его директором, почтенной старушкой Маевой. Она посоветовала нам осмотреть старинный замок, одну из достопримечательностей города.
— Я сама люблю туда ходить, — сказала она тихим голосом. — Много грустных воспоминаний связано с этим замком. Там было место свидания наших юных героев. Сходите, посмотрите, замок интересный. Построен еще при короле Сигизмунде, более трехсот лет назад.
До отхода моторного катера, который ежедневно прибывал с завода и отправлялся обратно, оставалось три часа, и мы решили воспользоваться советом старушки.
Замок стоял в старом городе, по ту сторону реки, на обрыве холма, господствующего над городом и рекой. Чтобы попасть туда, нам пришлось переехать реку на пароме. Большой мост был разрушен, и над его восстановлением работали сейчас подводники.
Мы поднялись кривыми улицами па холм, пересекли парк и подошли к замку. Некогда это была грозная крепость, теперь же остались только черные руины, заросшие кустарником и травой, обиталище бесчисленного множества ящериц. Сохранилась часть стены с воротами, над которыми был высечен из камня щит с гербом: протянутая рука держит меч. От громадного зала, где в былые времена пировала шляхта, сохранился один угол с торчащими во все стороны железными прутьями. Своды обвалились и превратились в груду камней, покрытых мхом и лишайником. Полностью уцелела только одна большая башня, стоящая возле самого обрыва. Некогда из ее черных амбразур во все стороны грозно торчали жерла пушек. Теперь у нее был самый мирный вид: снизу сплошь увивал плющ, в амбразурах поселились голуби, а верхушка была облеплена гнездами ласточек. Когда мы вечером сидели у подножия башни, они носились над нашими головами, наполняя воздух своим щебетанием.
Мне было грустно. Живо представлялось, как здесь, быть может на этой самой скамейке, сидели юные разведчики, обсуждая важные и рискованные операции. Над ними так же носились ласточки, внизу так же блестела река... А потом их казнили...
— Что вы, Сережа, все молчите? — спросила Татьяна. — Вам скучно?
— Мне не скучно, а грустно.
— Что так?
— Я думаю о юных героях, которые сидели здесь, как мы сейчас сидим, а потом были схвачены и замучены в тюрьме.
— Ну, если вам здесь скучно, идемте в парк.
— Не стоит — далеко. Лучше посидим здесь.
— Да что с вами сегодня? Развалины, что ли, на вас так действуют?