Лиза кивнула коротко, с пониманием. А что оставалось делать?
– Стало чуть-чуть полегче. Мужчины взялись за осмотр сверхсложного оборудования, на которое нашей сестре, как ни эмансипируй, мозгов не хватает. И кто-то из нас забеременел, и это благое дело воспринималось всем городом как залог непременного выживания.
Но нарушенные вирусом организмы не выдерживали нагрузок. Наши золотки, наши бриллианты возвращались на больничные койки. Медики сделали невозможное. Из обреченных на медленное гниение, с годами было смонтировано сто пятьдесят биоменов, не знающих усталости, не ведающих хворей. Компьютизированный мозг каждого позволяет контролировать все системы жилой, промышленной и сельскохозяйственной зон. Взаимозаменяемость специалистов стопроцентная. Дмитрий Павлович, например, занимается энергообеспечением, но работать может кем угодно.
Биоменов мы уже выменивали на сложнейшее медицинское оборудование. На Марсе или Титане все равно пропадает, а нам впору. Женщины трех планет салютовали новому начальству и с восторгом выполняли распоряжения. Днем и ночью.
– Как я рада за вас! – воскликнула искренне Лиза. – Ваш муж выжил, вошел в число избранных! Представляю, как вы с ним счастливы!
Пухлые губки Галины дрогнули уголками:
– Не представляете. У меня уже лет двенадцать, как нет мужа. Этот робот в облике Дмитрия принадлежит ветровым станциям в стратосфере и своему гаремному сектору. Только не мне.
– Но… – гостья взглянула на девочку, елозящую по стульям.
– Планированное посещение в соответствие с графиком овуляции. А вы в самом деле надеялись на частые теплые встречи?
– Ну… да.
– Теплом биомен обдает краткосрочниц на станциях или планетах. Чем меньше жен в одном пункте, тем больше тепла достанется каждой. Здесь вас поставят в график. А как вышедшую из детородного возраста… – Галина махнула рукой.
– Но я могу с ним работать? Видеть его, общаться? – не сдавалась любящая душа.
– Видеть, конечно, можете, порхающим в гравиолете. А вот пообщаться – вряд ли. Днем они к бесполезному общению не приспособлены, выполняют работу десятков специалистов враз. Представляете, какая нагрузка? Днем он может вас не заметить, не узнать своих дочерей.
Елизавета Андреевна с тоской уставилась в пол.
– А мой сын? Он меня узнает? – пыталась вымолвить твердо, но предательский голос дрожал.
– Должен узнать. После первой сборки, обычно, дети своих узнают.
Фраза получилась жестокой, но как ответишь иначе?
– У биокиндер собственный клуб по интересам, талантливые ребята растут. И ваш тоже будет гением, – подсластила горькую пилюлю.
– И… он уже программируется на минимальное общение с матерью?
– На отчужденность никто никого не программирует. Отчужденность, закрытость характера – побочный эффект гениальности. Эти дети поднимаются на новую ступень развития, а мы остаемся внизу.
– Я тоже буду бикиндером! – воскликнула вдруг Снежана. И хлопнула маму по животу пухлой ладошкой.
– Не сметь! – передернулась Галина и ответила точным шлепком по подкрашенным карандашиком ноготкам. Девочка закричала, не от боли, от вредности норова. Медсестра оторвалась от компьютера и шутя погрозила пальчиком нарушительнице порядка. Детка скорее уткнулась маме в плечо и, косясь на усатую тетю, капризно захныкала:
– Почему Микки можно, а мне нельзя?! Он больше со мной не играет!
– Он мальчик, а ты девочка. Мальчики хулиганят, попадают в беду.
– Мишель Бронд, пять лет, одна сборка, Грей Успенский семь лет, одна сборка, Павлуша Фазан, десять лет, три сборки, Эдик Кагарян, тринадцать лет, три сборки. Это очень больно и страшно, – покачала головой медработница.
– А девочки все хорошие, осторожно себя ведут, мамочку любят, – усугубила воспитательный процесс Галина. – Они не уходят от мамы. Правда? Ты от меня не уйдешь?
– Не уйду, – решила малышка. В проблеме трудного выбора между мамой и Микки, она пока предпочитала маму.