— Имена.
Я повторю это слово еще два раза, а затем начну.
Он опускает голову в знак поражения.
— Моя семья в безопасности, пока я держу рот на замке. Они сказали, что защитят их, если я умру молча.
— Они?
— Не заставляй меня говорить, умоляю тебя.
— Твоя семья мертва, — говорю я прямо. — Ты идиот, если ожидать чего-то другого. Говори сейчас, и я, возможно, сделаю это быстро.
— Я не знал, что она твоя дочь, — внезапно хнычет он.
На складе воцаряется потрясенная тишина. Такое чувство, будто ледяная волна только что ударила мне в лицо.
— Клянусь богом, я не знал. Пожалуйста. Прошу…
— Мне нужны имена скомпрометированных копов, Иванов, — мой голос звучит отстраненно, губы двигаются сами по себе. Ничто не выдает того, что земля только что ушла у меня из-под ног. Я даже не могу смотреть на Джозепа. Я ожидал сегодня множества признаний, но только не этого.
— Она была одной из шести из Колумбии, — продолжает он, бормоча от страха. ― Чем моложе, тем лучше. Вот какой была спецификация.
Боже.
— Куда ее увезли? — рычит Джозеп, делая шаг вперед.
Я чувствую, как он маячит у меня за спиной, снова предлагая мне свою молчаливую солидарность и силу. Никогда еще не был так благодарен за это.
— Бухарест, Россия, США.
— О чем, черт возьми, он говорит?
Я слышу, как Виктор бормочет. Он явно не имеет ни малейшего представления о мельчайших деталях операции, над которой работаем мы с Петровым. Движущая сила. Та, что делает это настолько личным, насколько это возможно.
Мой брат не убивал мою дочь. По крайней мере, не так, как сказал, насмехаясь надо мной, когда приставлял пистолет к моей голове. Он отдал приказ, но мой отец предпочел вместо этого бросить ее на съедение волкам и хищникам. Таким людям, как Иванов, и их грязному ремеслу, которые использовали ее и издевались над ней, а затем продали дальше. Только когда я вернулся в Колумбию, чтобы похоронить ее, я, наконец, узнал правду. Будучи всего четырехлетней девочкой моя маленькая дочь заплатила за мои грехи и неверные решения.
Почему мой отец продал свою собственную плоть и кровь?
Потому что я осмелился повернуться спиной к семье в девятнадцать лет.
Потому что я осмелился попытаться избавиться от имени Сантьяго.
Потому что я осмелился предположить, что если бы был лучшим человеком, это могло бы исправить то зло, которое причинил ее матери.
Потому что я осмелился лгать себе, что каким-то образом смогу оставить прошлое позади.
— Имена, — рычу я сквозь стиснутые зубы.
Больше никаких шансов после этого. У меня внутри все сжимается, когда я думаю о том, как сильно она, должно быть, страдала. Плакала ли она из-за меня? Плакала ли она по своей умершей матери? Тем временем Иванов не хочет замалчивать свои собственные страдания.
Все больше.
Еще более жалко.
Навзрыд.
Тогда во мне взрывается приступ ярости. Не успев опомниться, я вонзаю нож в самую мясистую часть его левого бедра и резко выворачиваю. Его крики пронзительны, кровь хлещет фонтаном и стекает алыми ручейками по ножкам стула, собираясь на полу внизу.
Удовлетворенно хмыкнув, я откидываюсь на спинку стула и любуюсь делом своих рук. Я чувствую мрачное удовлетворение. Металлический привкус в воздухе начинает смягчать мою жажду мести. Страдания Иванова лишили его слез. Он едва может дышать.
— Расскажи мне все, ублюдок! — внезапно я ору, снова бросаясь вперед, и, черт меня побери, если в моих глазах не стоят слезы.
Моя дочь была не единственным ребенком, которым торговал этот человек. Их были сотни. Тысячи. Многомиллиардный бизнес по торговле людьми в целях сексуальной эксплуатации, который распространился из некоторых беднейших общин вплоть до США.
Мексика. Колумбия. Восточная Европа.
Список бесконечен.
— Еще один, — кричу я Джозепу.
Второй нож на полпути ко мне. Мгновение спустя он торчит из другого бедра Иванова.
— Твои глаза следующие, — говорю я ему, когда он корчится в агонии. Его лицо приобретает серый оттенок, он потерял много крови. Одной ногой он уже в аду.
— Я не знаю никаких имен, — хрипит он.
— Еще один! — обращаюсь я к Джозепу.
— Клянусь богом, я не знаю! — визжит Иванов. Бетон под его стулом пропитан алой кровью. Я отодвигаю свой стул назад, чтобы избежать ее соприкосновения со своими ботинками. — Инсайдеры ФБР всегда находились под контролем Севастьяна. Он был их связным, а не я. Я уже говорил об этом Петрову!
Севастьян. Отчужденный брат Андрея. Заклятый враг Рика. Всеобщий враг…
— Что насчет УБН?