— Обязательно, но неудовлетворительно… Немного похоже на то, как ты трахаешь свою жену.
Рик снова смеется, отказываясь заглатывать наживку.
— Не всем нам повезло настолько, иметь Ив Миллер в своей постели. Она уже согласилась избавить тебя от страданий и выйти за тебя замуж?
Поставив свой нетронутый напиток, я подхожу к упавшему столу и с ворчанием ставлю его. Эта гребаная штука весит тонну. Данте поворачивает голову и свирепо смотрит на меня. Он явно хочет наслаждаться своим опустошением как можно дольше.
— Кто твой главный человек в Майами? — огрызается он, прекращая болтовню.
Наступает пауза.
— А кто является целью?
— Агент УБН по имени Роберт Майерс.
— Пусть Грейсон пришлет мне подробности. Как срочно?
— Я хочу, чтобы это было сделано сегодня.
— Я посмотрю, что могу сделать. Майерс, Майерс… Я откуда-то знаю это имя. Кто он такой?
— Просто сделай это. Перезвони, когда дело будет сделано.
— Ты у меня в долгу за это.
— Я ни х*я тебе не должен.
Данте заканчивает звонок, разбивая телефонную систему о стену. Напряжение просачивается в тишину. Он допивает еще одну бутылку и тоже разбивает ее о стену.
— Какой она была, когда уезжала? — внезапно невнятно произносит он.
— А ты как думаешь? — говорю я, стараясь, чтобы мой голос звучал нейтрально. Он может огрызаться, рычать и напиваться до полусмерти сколько угодно, но я знаю правду. Он заблудится под гребаным дождем без нее.
— Не надо нести мне эту риторическую чушь. Вопросы здесь задаю я, а не ты.
— Она выглядела дерьмово.
Он что-то бормочет себе под нос.
— Ты рассказал ей о моей дочери?
— Это не моя история, чтобы делиться ею, — я прислоняюсь спиной к столу и готовлю себя к жестоким последствиям моих следующих слов. — Это не ее вина, Данте. Не отталкивай то единственное, что может все исправить.
Ответный смех пугает своей сложностью. Это смех человека, который действительно живет без раскаяния. Впервые за семнадцать лет он начинает пугать меня до усрачки.
Однажды ночью в Афганистане он рассказал мне правду о себе. О том, кем он был и что делал. Я знал, почему он бежал от торговли наркотиками, и затем, почему вернулся. В свою очередь, я заполнил для него пустоту. Я тот брат, о котором он всегда мечтал. Но братья могут восстать друг против друга, даже те, кто не является Эмилио Сантьяго.
— Я должен был оставить ее на тротуаре, — снова невнятно произносит он, качая головой из-за своей очевидной неосмотрительности. — Я должен был просто трахнуть ее за прилавком того винного магазина… Ив чертова Миллер своими идеальными сиськами и лживыми глазами морочила мне голову, когда та должна была быть занята работой. Мне следовало просто использовать ее, как и всех остальных.
— Она никогда не лгала тебе. Она понятия не имела о своем отце.
— А может и знала.
— Ты действительно так плохо о ней думаешь?
— Черт побери, да.
— Тогда ты дурак. Слепой, введенный в заблуждение дурак.
Данте резко, будто на пистолетный выстрел поворачивает голову. Это нервирует, учитывая, сколько он выпил, но этот человек — убийца до мозга костей. Ив успокаивает худшее в нем, но сейчас она уже на полпути в Майами. В этой комнате остался только я, и если сегодня тот день, когда я должен умереть, то я сделаю это, не скрывая своих мыслей.
Он поднимается с дивана и медленно подходит ко мне. Данте больше не так неуверенно держится на ногах, по крайней мере, теперь, когда у него есть цель. Я выпрямляю спину и готовлюсь к удару либо сжатым кулаком, либо ножом, который, я знаю, он прячет под рубашкой, когда Ив нет рядом.
— Не хочешь снова назвать меня дураком? — спокойно говорит он. — Возможно, в следующий раз делай это прямо мне в лицо. Так получишь более скорую реакцию.
— Ты собираешься оттолкнуть и меня, Данте?
— Я сделаю хуже, если ты не извинишься.
Я поднимаюсь на ноги, чтобы встретить его.
— Моя жена мертва. Даже бог или хор гребаных ангелов, поющих «Аллилуйя», не смогут вернуть ее мне, но для вас с Ив еще не слишком поздно.
Он останавливается в удивлении. Я никогда не говорю о своей жене, но моя боль безоговорочная. Она всегда была рядом и почиталась с того момента, как он позвонил мне через два дня после похорон и предложил мне заглушить ее. Я позволил ему открыть меня для существование без ограничений и принял это с радостью, потому что мне больше не для чего было жить.