— Должен, однако, заметить, что кроме вышеуказанного сердце обязано говорить: «В двенадцать часов по домам», «В двенадцать часов по домам».
Но Юрий не слышит слов товарища.
— Хорошо, черт возьми, жить на белом свете. Сидеть вон в той беседке. Слушать вальс. Дышать ночной прохладой. Смотреть на далекие звезды…
— Ты под счастливой звездой родился. Как выражался один мой приятель, под генеральской звездой.
Юрий смеется:
— Мое счастье всегда со мной. Оно и в звездах, и в цветах, и в улыбающихся лицах гуляющих. Знаешь, Виктор, у меня такое предчувствие, что ждет меня сегодня еще одна большая радость.
— Вполне возможно. Только удивляюсь, почему радость так задержалась. Разгримироваться и переодеться она могла за пятнадцать минут.
— Ты неисправимый остряк. Прозаик. Идем, я провожу тебя к выходу, пока ты не сказал, что этот чудесный вечер был предусмотрен тобой в плане культурно-массовых мероприятий клуба.
— Ты близок к истине. Звезды, луну и прочий реквизит я получил из отдела снабжения политуправления округа. Все остальное в порядке самодеятельности. Кроме шуток, Юрий, идем домой. Могут быть неприятности.
Верховцев взглянул на часы:
— Нет, я останусь. Прощай, друг. Спи спокойно. Пусть тебе приснится, что сам Бочаров стал участником художественной самодеятельности.
— А что ты думаешь! Однажды… — но Юрий уже скрылся за поворотом.
Веточкин сердито протер очки:
— Ромео проклятый!
«Любовь Яровая» сыграна. Были аплодисменты, вызовы, крики «браво» и даже цветы. Спектакль удался — это безошибочно чувствовали все его участники. Надо радоваться. Почему же на душе неуютно, как в доме без хозяйки, все разбросано, перепутано — ничего не разберешь?..
Лена сидит перед зеркалом, снимает грим, благодарит за поздравления, улыбается, а сама не может отделаться от смутного чувства неловкости и беспокойства. Вошел Щуров, уже переодевшийся.
— Успех! Полнейший успех. Ты слышала, какие были аплодисменты?
Лена сосредоточенно стирает грим.
— Ты недовольна?
— Неприятно, что так поздно назначила встречу Верховцеву. В двенадцать всем вам надо быть дома.
— Не беда. Ну, немного он опоздает. Ведь простая формальность. Да никто и не узнает. — И пытливо глянул на Лену: — Ты недолго будешь с ним беседовать?
— Конечно, — нахмурилась Лена.
— Может быть, проводить тебя до парка? — Сухость, с какой разговаривает Лена, начала беспокоить Леонида Щурова.
— Нет, я одна, — и, быстро покончив с гримом, Лена вышла из клуба под прохладные ночные звезды.
Парк недалеко, на соседней улице, откуда доносятся звуки духового оркестра. Но гулянье уже заканчивается, и навстречу Лене то и дело попадаются знакомые. На углу ее встретили Бочаровы.
— Куда так поздно, Леночка? — окликнула Варвара Петровна. — Смотри, отцу расскажу!
У самого входа в парк почти столкнулась с Веточкиным. Сделав загадочное лицо, Виктор многозначительно продекламировал:
— Что, что? — переспросила Лена, но Веточкин ушел, ухмыляясь.
Лена вошла в темную аллею. Пусто. У фонаря посмотрела на часы: как поздно!
Замерли прощальные звуки марша, за деревьями взлетела и осыпалась золотым дождем ракета: гулянье окончено!
С неизъяснимым волнением направилась Лена к беседке. Лучше бы не приходил Юрий, не состоялся разговор! Но из темноты уже вышел Верховцев. Лена начала виновато:
— Не удивляйтесь, Юра, что я была так настойчива и назначила встречу в поздний час.
По голосу ее Юрий чувствует: Лена взволнована.
— Что случилось, Лена?
Лена понимает: нужно сразу взять правильный тон, чтобы легче было объясниться. Старается говорить спокойно, даже холодно:
— Мне необходимо поговорить с вами по одному важному для меня вопросу.
— Я слушаю вас!
Лена перевела дух — словно ей не хватало воздуха.
— Я не старомодная институтка и не из тех барышень, что жеманничают и боятся называть вещи своими именами. Разрешите мне быть откровенной?
Лена на мгновение заколебалась: говорить ли? Но она обещала. Дала слово. Подняла голову — конец так конец!
— Мы с вами часто встречались, и я не ошибусь, если скажу, что подружились…
Юрий прошептал чуть слышно:
— Это самые счастливые дни моей жизни.
— Скажу больше, вы были мне симпатичны.