Когда сгустились сумерки, Жюльен уже был далеко от города. Он опустился на траву возле обочины дороги; холод, поднимавшийся от земли, смешивался с ночной прохладой и охватывал его; Жюльен чувствовал, что промокшая от пота одежда прилипает к телу.
Неужели и смерть может наступить вот так? Неужели и она может подняться от земли и сковать человеческое тело? Но тогда по крайней мере она навеки усыпит мучительную боль, терзающую его, как разверстая рана, которую постоянно бередят.
Он уже больше не смотрел на часы, не вглядывался в безлюдную дорогу. Он превратился в безвольное и страдающее существо, бессильно поникшее у придорожной канавы. В существо, не способное мыслить.
35
На посту наблюдения в комнате для дежурных не было никого, кроме Ритера; он сидел за письменным столом и читал, обхватив голову руками. Не оборачиваясь и не вынимая трубки изо рта, он проворчал:
— Дюбуа, ты просто мерзавец. Тебе надо было заступить на дежурство в восемь вечера. Я купил билет в театр, и он пропал.
— Сколько же сейчас времени?
Тут Ритер взорвался:
— Ну знаешь! Не прикидывайся дурачком, у тебя часы на руке! Когда тебе надо уходить, ты не спрашиваешь, который час!
Жюльен взглянул на часы. Было около десяти.
— Прости меня, старик, — пробормотал он. — Прости меня, пожалуйста.
Должно быть, голос его прозвучал странно, потому что Ритер повернул голову и, вынув трубку изо рта, выпустил большой клуб дыма. Он посмотрел на Жюльена, затем порывисто встал и подошел к товарищу.
— Господи! Что с тобой, Дюбуа? Что стряслось?
— Ничего. Ничего.
— Ты нездоров? Или вы поссорились?
С этими словами он подтолкнул товарища к кровати и заставил его сесть.
Жюльен помотал головой, жалко усмехнулся и попробовал подняться. Ритер снова нажал на его плечи. Жюльен покорно опустился на кровать. Силы оставили его — так вытекает сок из раненного топором дерева.
— Эта красотка бросила тебя? — спросил Ритер. — Я так и думал.
Жюльен вздрогнул, как от удара.
— Нет! — крикнул он. — Нет!
— Но тогда что с тобой творится? Ты заболел? Да объясни, черт побери! Может, я чем-нибудь могу помочь?
Ритер заставил товарища выпить большую кружку очень сладкого кофе, к которому он подмешал виноградной водки.
— Есть будешь?
— Не могу.
Парижанин терпеливо расспрашивал Жюльена. Слово за слово он вытянул из него правду. Открывая товарищу душу, Жюльен почувствовал некоторое облегчение. Он умолчал, однако, об Одетте и о страхе, который испытывал из-за бомбардировок Парижа.
— Только круглый болван может дойти до такого состояния, — заявил Ритер.
— Тебе этого не понять.
— Все отлично понимаю, только вот одобрить не могу. С виду здоровый мужик, а на деле тряпка. Меня презираешь за то, что я пью, а сам опустился хуже пьяницы. Ты из-за этой девчонки совсем голову потерял. Прикажи она тебе плюнуть матери в лицо, ты и это сделаешь.
— Замолчи.
— А что? Неправда?
— Я требую, чтобы ты замолчал! — крикнул Жюльен.
— Знаю, знаю, заехать мне по уху у тебя силы хватит, — усмехнулся Ритер. — Стоит мне только слегка задеть эту… эту… — Он умолк.
— Ритер, если б ты только знал, на что я ради нее пошел, ты бы молчал.
— Знаю, что ради нее ты на все способен. И тем не менее продолжаю думать, что ты не совсем конченый человек. Можешь еще опамятоваться. — Он сделал паузу, отступил на шаг и крикнул: — Но прежде всего тебе нужно высвободиться из лап этой девицы.
— Замолчи, Ритер. Если ты мне друг, прошу, замолчи.
— Да, я тебе друг. Именно потому я и буду говорить. Может, тебе сперва будет больно, но позднее ты сам станешь меня благодарить. Мне тошно смотреть, какой тряпкой ты стал из-за этой кривляки, из-за этой стер…
Ритер не успел закончить. Кулак Жюльена обрушился на его подбородок. Голова парижанина откинулась назад, глаза закатились. Падая, он взмахнул руками, ухватился за спинку стула и повалил его на себя. Жюльен остолбенел. Его друг лежал в углу комнаты, возле стены; худое тело поэта скорчилось, струйка крови стекала на рубашку. Жюльен кинулся к нему:
— Боже мой, Ритер! Этьен! Этьен!
Он впервые назвал приятеля по имени. Отбросил стул и поднял неподвижное тело. Ритер был совсем легким, но его бессильно повисшее туловище ускользало из рук. Жюльену с трудом удалось уложить его на кровать.