Она держала карточку, словно туза пик.
— Это объявление о Черной мессе.
— Что?
— Черная месса. Это магическая церемония поклонения дьяволу. Я не слишком в ней разбираюсь.
— Откуда же ты это взяла?
— Но здесь так сказано. «Мисса нигер» — Черная месса на латыни.
— Ты знаешь латынь?
Эпифани довольно улыбнулась.
— Что еще можно было выучить за десять лет приходской школы?
— Приходской школы?
— Конечно. Я ходила в «Священное Сердце». Моя мама не доверяла государственной системе обучения. Она верила в дисциплину. «Эти монахи вобьют здравый смысл в ваши тупые головы», — говорила она.
— Принцесса «ву-ду» в «Священном Сердце», — засмеялся я. — Посмотреть бы на фотографии из твоего школьного альбома…
— Когда-нибудь я их тебе покажу. Я была классным президентом.
— Еще бы. А ты можешь перевести весь текст?
— Запросто, — улыбнулась Эпифани. — «Вы приглашаетесь на тайную церемонию во славу Господина Сатаны и его власти». Вот и все. И еще дата, 22 марта, и время, 9.00. Адрес: подземкой линии Истсайд-Интерборо до остановки «18-я улица».
— А что с заголовком? Эта перевернутая звезда с козлиной головой. Не скажешь, что она означает?
— Звезды — важный символ в любой религии из тех, что мне известны. Например, звезда Вифлеема, звезда Давида. На талисмане «Аговэ Ройо» тоже есть звезды.
— Агове Ройо?
— Обеа.
— Это приглашение связано с «ву-ду»?
— Нет-нет. Это поклонение дьяволу. — Эпифани явно страдала от моего невежества. — Баран - это знак дьявола. Перевернутая звезда означает несчастье. Возможно, это сатанинский символ.
Я схватил ее и заключил в объятия.
— Ты достойна своего веса в золоте, малышка. А в «обеа» есть дьявол?
— Множество дьяволов.
Она улыбнулась мне, и я похлопал ее по попке. Чудесная попка.
— Пора подтянуть меня по черной магии. Сейчас мы оденемся и пойдем в библиотеку. Ты можешь помочь мне по хозяйству.
Утро было прекрасное и теплое — можно было выйти без пальто. Яркое солнце поблескивало в кусочках слюды, вкрапленных в асфальт. Фактически весна вступала в свои права через день, но столь хорошей погоды мы могли не увидеть до мая. Эпифани в своей клетчатой шерстяной юбке и свитере очень походила на школьницу. Мы уже ехали по Пятой-авеню, когда я спросил у нее, сколько ей лет.
— Шестого января исполнилось семнадцать.
— Господи, да ты еще не имеешь права покупать спиртное.
— Неправда. Когда я наряжусь как следует, меня обслуживают без проблем. В «Плазе» у меня ни разу не спрашивали удостоверение личности.
Я поверил ей. В своем лиловом костюме она выглядела пятью годами старше.
— А ты не слишком молода, чтобы управлять магазином?
В изумленной улыбке Эпифани проскользнуло презрение.
— Я занимаюсь бухгалтерским учетом еще с тех пор, как заболела мама, — объяснила она. — Я стою за прилавком только по вечерам. Днем у меня работают двое продавщиц.
— А чем ты занимаешься днем?
— В основном учусь. Я первокурсница в Городском колледже.
— Хорошо. Значит, ты привычна к работе в библиотеке, и я поручаю поиски материала тебе.
Пока Эпифани просматривала каталоги, я ожидал в главном читальном зале. За длинными деревянными столами с расставленными на них лампами молчаливо сидели учащиеся всех возрастов. Благоговейную тишину изредка нарушало приглушенное покашливание.
Я отыскал свободное место за одним из столов. Он был пуст, лишь на овальной латунной табличке был выгравирован его номер: 666. Мне вспомнился сопливый метрдотель в «Верхней Шестерке», и я переменил место: «724-й» внушал мне большее доверие…
— Посмотри, что я нашла. — Эпифани со стуком опустила передо мной стопку пыльных книг. Вдоль стола в нашем направлении одновременно повернулся ряд голов.
— Кое-что из этого — чепуха, но зато есть «Гримуар Папы Гонория», изданный частным образом в Париже в 1754 году.
— Я не читаю по-французски.
— Это латынь. Я переведу.
Я потянулся к огромному, размером с кофейный столик тому и открыл его наугад на одной из страниц. Всю ее занимал средневековый рисунок рогатого чудовища с чешуей ящера и когтями вместо ног. Из его ушей и разверстой пасти, усаженной рядами устрашающих клыков, исходило пламя. Под рисунком было написано: «САТАНА, КНЯЗЬ АДА».
Я перелистал еще несколько страниц. Елизаветинская гравюра на дереве изображала женщину в платье с фижмами, стоявшую на коленях перед нагим дьяволом, сложенным, как пловец-спасатель. У него были крылья, козлиная голова и когти, как у Неряхи-Питера. Женщина обнимала его ноги, а нос ее покоился у него под задранным хвостом. Она улыбалась.