В абсолютной тишине прачечной «Голубая лента» раздался ужасный отрыгивающий звук. Испуганная летучая мышь бешено забилась в своем гнезде в вентиляционном отверстии над сушилками.
Звук был похож на сдавленный смех.
Внезапно сушильно-гладильный каток заработал. В темноте завертелись ремни, зубья шестерен со скрежетом терлись друг о друга, тяжелые валки набирали обороты.
Машина была готова.
Когда Хантон затормозил на парковочной площадке перед прачечной, было уже за полночь. Луна скрывалась за облаками. Стало темно. Резко нажав на тормоз, он выключил фары. Джексон едва не ударился головой о приборный щиток.
Когда полицейский выключил зажигание, они услышали ровное шипение и уханье.
— Это каток, — медленно сказал Хантон. — Да, это он. Работает в полночь сам по себе.
Некоторое время они сидели молча, чувствуя, как их охватывает страх.
Наконец Хантон сказал: «Все в порядке. Пошли».
Они вышли из машины и направились к прачечной. Шум работающей машины становился все громче. Хантон, засовывая ключ в замок служебной двери, подумал, что каток ведет себя как живое существо — он тяжело дышал и шипение походило на шепот.
— Послушай, Джонни, сейчас я рад, что ты полицейский, — сказал Джексон, перекладывая в другую руку коричневую сумку. В ней была завернута в вощеную бумагу баночка со святой водой и гидеоновская библия.
Они вошли в здание, и Хантон включил свет. Люминесцентные лампы загорелись холодным белым светом.
Над валками машины витали клубы пара. Каток остановился и в зловещем молчании ждал их.
— Боже, до чего же она безобразна, — прошептал Джексон.
— Пошли, — сказал Хантон, — пока мы окончательно не струсили.
Они подошли к машине. Рычаг автоматического отключения находился в нижнем положении над приводным ремнем.
Хантон протянул руку.
— Достаточно близко, Марк. Давай мне все вещи и говори, что нужно делать.
— Но…
— Не спорь.
Джексон протянул сумку, и Хантон положил ее на столик перед машиной. Он дал Джексону библию.
— Я буду читать, — сказал Марк Джексон. — Когда я дам знак, побрызгай святую воду пальцами на машину. Ты должен будешь сказать: «Во имя отца, сына и святого духа изыди, нечистый». Понял?
— Да.
— Когда я дам знак во второй раз, сломай облатку и повтори заклинание.
— Как мы узнаем, сработало ли заклинание?
— Увидишь. Выходя из катка, этот бес перебьет все окна в здании. Если с первого раза не получится, будем продолжать.
— Я умираю от страха, — сказал Хантон.
— Я тоже.
— Если мы ошиблись с этой десницей божьей…
— Нет, — прервал его Джексон, — давай начинать.
И он начал. Его голос наполнил пустую прачечную и отозвался эхом.
— Не обращайтесь к идолам и богов литых не делайте себе. Я Господь, Бог ваш… — В пространстве, внезапно наполнившемся могильным холодом, слова падали как камни. Под тусклым неживым светом люминесцентных ламп машина стояла тихо, и Хантону показалось, что она ухмыляется.
— Чтоб и вас не свергла с себя земля, когда вы станете осквернять ее, как она свергла народы, бывшие прежде вас. — Джексон оторвал от книги напряженное лицо и подал знак.
Хантон побрызгал святой водой на приводной ремень.
Металл, как будто его пытали, внезапно закричал. На брезентовых ремнях, там, куда упала святая вода, появился дым. Каток проснулся к жизни.
— Мы сделали это! — раздался над шумом работающей машины голос Джексона. — Машина заработала!
Пытаясь перекричать каток, он опять начал читать. Джексон подал знак, и Хантон сломал облатку. В этот момент его до самых костей пробрал ужас. У полицейского возникло ощущение, что заклинание не сработало, что машина сильнее их.
Голос Джексона поднимался все выше и выше, приближаясь к кульминационной ноте.
Между главным и вспомогательным моторами запрыгали искры. Воздух наполнился озоном, пахнущим как свежая кровь. Из главного мотора повалил дым. Машина работала как безумная. Валки вращались с такой скоростью, что казались неподвижными. Если бы сейчас кто-нибудь дотронулся пальцем до ремня, его бы в течение пяти секунд затянуло в машину, и его тело превратилось бы в окровавленные лохмотья. Бетонный пол начал дрожать.
Оставив в воздухе кровавый след, из катка с громоподобным грохотом вылетел главный подшипник, но машина продолжала работать. Она работала все быстрее и быстрее, ремни, валки, зубцы двигались с такой бешеной скоростью, что они будто таяли в воздухе, меняя форму…