Выбрать главу

Михаил Ахманов

Сердце Аримана

(Конан)

(под псевдонимом Майкл Мэнсон)

Вот краткая история деяний и подвигов Конана

Киммерийца, короля великой Аквилонии.

В сорок лет он захватил тарантийский престол, свергнув власть Немедидеса, племянника и наследника покойного аквилонского владыки Вилера, а затем укрепился на троне, подавив мятежи тауранских и гандерландских баронов, осмелившихся восстать против него.

В год Дракона, когда Конану исполнилось сорок пять, грянула Немедийская война. Повелитель

Немедии Тараск со своими сообщниками, при поддержке древнего мага Ксальтотуна, вторгся в Аквилонию; войско Конана было разбито, столица захвачена, а сам киммериец попал в плен к колдуну. Ему удалось бежать; и, собрав силы, он нанес врагам сокрушительное поражение. После тех славных битв он обрел три сокровища: мир и покой в своей стране, могучий талисман, называвшийся Сердцем Аримана, и королеву, прекрасную Зенобию, подарившую ему вскоре сына, принца Конна.

Через восемь лет аквилонские армии под предводительством короля сокрушили мощь южных хайборийских держав, Офира и Кофа, Аргоса и Зингары;

Аквилония получила выход к морю, и ее гарнизоны встали на границе Стигии. Спустя три-четыре года

Конан предпринял поход в Гиперборею, уничтожив колдовской орден магов Белой Руки. Еще через пять-шесть лет, когда ему было уже за шестьдесят, он обрушился на Стигию, разбил ее войска, рассеял и перебил жрецов Сета, чародеев Черного Круга, а главу их Тот-Амона долго преследовал, пока не настиг в дебрях Черных Королевств и не убил.

Совершив сие, Великий Киммериец счел, что долг его перед богами и людьми исполнен. Оставив аквилонский престол своему сыну, он, в возрасте шестидесяти пяти лет, отправился в Западный Океан на поиски новых земель и приключений.

И более о нем не слышали ничего.

Из Аквилонских Летописей, хранящихся в

Королевском Архиве в Тарантии.

Глава 1. Талисман

Кровавый шар тлел затаенным блеском в полумраке сокровищницы. Огонь его был сейчас незаметен, скрытый пологом заклинаний, хранивших сокровище от чужой и жадной руки, и камень казался обычным рубином - багровым, темного оттенка и изрядной величины, без малого с кулак. Но в сундуках Конана, аквилонского владыки, нашлись бы рубины и побольше и поярче цветом, не говоря уж о редкостных алых алмазах, подобных сгусткам застывшего пламени. Были у него и другие красные камни, радующие глаз переливами утренней зари или тихим вечерним сиянием заката; были огненные опалы из Черных Королевств, были розовые жемчужины с островов Вендийского моря, был полупрозрачный багряный нефрит из далекого Кхитая. И другие камни хранились в сокровищнице, золотистые и белые, цвета солнца, луны и северных снегов, синие и голубые, оттенков моря и неба, темно-фиолетовые и прозрачные, цвета ночи и дня, серые с игристыми блестками и мрачно-черные, цвета драгоценной парчи и бархата, желто-коричневые и зеленые, напоминавшие тигриные и кошачьи глаза. Но красных самоцветов скопилось тут особенно много, ибо были они к лицу Зенобии, прекрасной королеве Конана.

Но все эти груды драгоценностей, включая и золото в слитках и монетах, лежали в ларчиках, ларцах и сундуках, в мешках и мешочках, в шкатулках и кошелях, тогда как багровому шару было отведено особое место - в дальнем конце помещения, в алькове под стрельчатыми сводами, на невысоком постаменте из черного мрамора. И всякий гость, коего Конан приводил сюда - дабы наградить или внушить уважение и страх своим несметным богатством - мог любоваться багровым рубином беспрепятственно и думать о том, что камень сей стоит дороже всех сокровищ земных. Не только лежавших здесь, в продолговатом длинном зале под тарантийским дворцом*) владык Аквилонии, но и тех, что принадлежали прочим императорам и королям, князьям и нобилям, купцам и торговцам, сколько бы не насчитывалось их на Туранском материке**) от западных до восточных морей.

Ибо этот тлеющий рубиновый шар был Сердцем Бога. Сердцем Аримана, источником космической силы, кровавым сердцем тьмы, пришедшим из самых глубин времени! Могучим и таинственным амулетом, хранителем Аквилонского королевства.

Двое стояли перед ним: огромный мускулистый мужчина в богатых одеждах, синеглазый, с темной гривой волос, и мальчик, гибкий и стройный, высокий не по возрасту, с такими же синими глазами и черными локонами, падавшими на плечи. Конан, король Аквилонии, величайший из хайборийских владык, и принц Конн, его единственный сын и наследник.

Конан был не молод, но годы не согнули его могучего стана, и лишь редкая седина в волосах да морщинки у глаз намекали, что повелителю Аквилонии уже за пятьдесят. Конну было семь, но выглядел он на все десять, ибо отцовская кровь в юном принце превозмогала материнскую: он обещал вырасти таким же гигантом с крепкими мышцами, и от хрупкой тоненькой Зенобии унаследовал лишь изящную форму пальцев, высокий лоб и длинные шелковые ресницы. Все остальное было отцовским - упрямый подбородок, широковатые скулы, смуглая кожа, глаза, гордый разворот плеч, рост и стать. Уже год, как юный принц покинул женские покои и, отданный в неласковые руки наставников-мужчин, обучался воинскому делу и прочим искусствам, необходимым будущему правителю могучей и славной державы.

В благородных аквилонских семействах мальчик считался юношей с двенадцати лет, но обычаи Киммерии были не такими мягкими; там уже на десятую весну мальчишкам вручалось копье, и каждый из них мог в одиночку справиться с волком. Для Конна и этот срок был сокращен - ведь он являлся принцем, а значит, ему полагалось раньше взрослеть и раньше взять в руки оружие. И не только оружие.

Задумчиво глядя на темный рубиновый шар, Конан, король Аквилонии, произнес:

– Вот сердце нашей страны, сын мой. И ты должен держать его так же крепко, как меч, корону и щит. Корона - знак твоей власти и силы; меч сразит твоих врагов, щит прикроет в бою. Но если нет сердца, то нет ни власти, ни силы, чтоб удержать оружие. Вырви сердце у человека, и он погибнет. Так погибнет и страна, лишенная своего талисмана и покровительства богов. Земли ее придут в запустение, рухнут замки и башни, песок засыплет каналы, поля станут лесом или степью, женщины перестанут рождать детей, храбрость покинет мужчин… И тогда придет враг! Придет и завладеет всем, что еще осталось!

– Это правда, отец? Правда? - Синие глаза сына тревожно смотрели на короля. Пожав плечами, он с неохотой признался:

– Правда, пока люди верят в эту правду и считают, что колдовские чары и сила талисмана на их стороне. Такая вера поддерживает их и ведет победам… Может, не камень, а вера в него и в богов - истинная сила! Но я… - он остановился, будто признание давалось ему с трудом, - я, сынок, не слишком рассчитывал на амулеты, волшбу и божественную милость. Я все взял сам: и власть, и богатство, и этот камень.

Взгляд юного Конна обратился к самоцвету, казавшемуся почти таким же темным, как постамент из черного мрамора. Он долго рассматривал его, и король не мешал сыну, не нарушая ни словом, ни жестом глубокую тишину подземного зала. На гладких каменных стенах хранилища мерцали светильники, по сводчатому потолку скользили тени, а пол было трудно разглядеть, так как скрывался он под грудами и горами всякого добра. В самом низу стояли тут огромные сундуки из кедровых досок, обтянутые кожей; в них, в строгом порядке, хранились драгоценное оружие, сосуды из золота и серебра, хрустальные и металлические кубки и чаши, изукрашенные самоцветами, кувшины и подносы, разнообразная дорогая утварь и рулоны тканей - бархата, парчи и кхитайского шелка, что привозили с восточной оконечности земли. На сундуках громоздились сундучки и ларцы поменьше, с наголовными обручами и диадемами, браслетами, золотыми цепями и ожерельями, заколками для плащей, поясами и всем прочим, что украшает одежду знатных. Еще выше стояли шкатулки, деревянные и серебряные, инкрустированные перламутром, с тонкой чеканкой либо резьбой, набитые серьгами, кольцами и перстнями, а также иными редкостными изделиями небольшого размера. Противоположный алькову конец сокровищница был до самого потолка завален прочными кожаными мешками, в коих хранились монеты пятидесяти стран, от Кхитая и Вендии до Стигии и Зингары. За мешками, в самом углу, высился штабель золотых брусков, каждый размером в ладонь и толщиной в два пальца.