– Мне от этого не легче, – вздохнула девушка, справившись, наконец, с потоком слёз.
– Почему ты сразу не сообщил мне обо всём? Зачем скрыл правду, когда я звонила вечером? – запоздало упрекнула мужа герцогиня.
– А чем бы ты помогла? Не хотел тебя мучить. Ты бы извелась, пока вернулась домой, – пожал плечами Самуил.
Герцогиня встала и попыталась придать своему лицу спокойное выражение.
– Я схожу к Лейле, – сказала она. – Может быть, малышка уже проснулась, я так соскучилась по ней.
– Иди, Беатриса. И постарайся не волновать её, – сказал герцог.
Тем временем Модеста, как могла, продолжала бороться за жизнь подруги, она впервые старалась вырвать человека из когтей смерти таким способом, а потому не хотела, чтобы кто-то это видел. Так продолжалось минут двадцать, прежде чем Модеста открыла глаза. Она ласково посмотрела на подругу и провела рукой по её волосам. Проверив пульс Глориозы, после отключения аппаратуры, командир счастливо улыбнулась. Сердце индианки работало, хоть и не вполне сносно, и, значит, усилия Модесты не прошли впустую, и её дар энерговампира впервые помог её пациентке обрести шанс выжить. Вновь подключив аппаратуру, командир позволила сердцу Глориозы отдыхать и заживать, но через сутки оно могло уже самостоятельно служить своей хозяйке, в этом Модеста была почти полностью уверена.
Глориоза тихо застонала.
– Ты слышишь меня, Глориоза? Открой глаза, – попросила Модеста, с надеждой склонившись к подруге.
Индианка приоткрыла глаза, затуманенным взглядом посмотрела на подругу и вновь сомкнула веки.
– Спи. Тебе надо спать, а я позабочусь, чтобы твои раны затянулись и ты не испытывала боли, – сказала Модеста и медленно вышла из палаты.
Закрыв дверь, она увидела врача, смотревшего на неё растерянно и вопросительно. Видимо, он побаивался этой невысокой и упрямой девушки, но в этот раз она не набросилась на него с упрёками и обвинениями, а устало улыбнулась и сказала:
– Будет жить.
Врач поспешил в палату к Глориозе, а Модеста поплелась к Олдаме.
– Модеста, что с тобой? У тебя такой измученный вид, ты едва стоишь на ногах, – забеспокоилась Олдама, усаживая подругу в кресло.
– Не волнуйся, ничего со мной не случилось, – тихо ответила Модеста, но её бил озноб, вызванный потерей сил.
– Вид у тебя неважный, но выглядишь ты более спокойной, – заметил герцог, по-отечески улыбнувшись Модесте.
– Да, на душе у меня стало легче, – призналась командир. – А где госпожа герцогиня?
– Она у Лейлы, – сказал герцог и заботливо добавил: – Тебе, Модеста, лучше поехать во дворец и отдохнуть, иначе сама попадёшь на больничную койку.
– Нет, только не сейчас! – воспротивилась девушка. – Я – врач, и обязана быть здесь, с Глориозой.
Из палаты индианки, как ошпаренный, выскочил доктор и вернулся туда через минуту уже с десятком коллег. Глориозу куда-то поспешно увезли, а Модеста с загадочной полуулыбкой наблюдала за этой беготнёй.
Олдама отправилась узнать, в чём дело. Вернулась она удивлённой, но довольной, её глаза уже не смотрели с отчаянием.
– Врачи говорят, что Глориоза пришла в себя и спит. Её повезли сейчас на обследование, – сообщила изобретательница.
– Она будет жить? – с надеждой спросил герцог, его потухший уставший взгляд изнутри озарился светом.
– Да, – ответила Олдама. – У неё появился шанс на жизнь, и он немалый!
Модеста устало вздохнула, провела руками по лицу, а после встала и спросила:
– Я могу навестить Лейлу?
– Да, разумеется, – ответил Самуил и назвал номер палаты.
Модеста, слегка пошатываясь, побрела по коридору. Олдама догнала её и, поддерживая, повела к Лейле.
Герцогиня сидела на краю кровати и разговаривала с внучкой, избегая касаться вчерашнего происшествия. Стараясь быть спокойной, Беатриса страшно боялась вопросов Лейлы относительно Глориозы, но девочка будто чувствовала это и не затрагивала столь болезненную тему.
В палату вошли телохранительницы, и Беатриса разрешила им побыть с Лейлой. Уходя из палаты, она пообещала внучке скоро вернуться и забрать её домой.
– Ну, как твои дела, Лейла? – спросила Модеста, устало опускаясь в кресло, стоявшее у кровати.