До поздней ночи Локи проводит время с былой возлюбленной, так и не сумев добиться от неё ответов на вопросы. Опустошённый и снедаемый сомнениями, он покидает хижину хозяйки Каменного леса.
Солнечные зайчики скачут по светлой древесине письменного стола. Они играют в алмазах заколки, скрепляющей каштановые локоны, отбрасывая блики на письмена, выведенные бледной рукой. Далия, ссутулившись, склонилась над ними, силясь разобрать свой почерк. Она то и дело обращает взор на аккуратный букет полевых цветов, найденный ею этим утром в изголовье кровати. Его аромат заливает собой пространство опочивальни, перемешиваясь с запахами фруктов в вазах.
Прежде ей не доводилось получать такие подарки. Далия не сомневалась, что это именно подарок – знак внимания. Только откуда он взялся? На ум приходил лишь рыжеволосый незнакомец, которого она повстречала давеча. Но мысль казалась ей абсурдной. Чего ради ему одаривать её своим вниманием, да и как бы он попал сюда? За почти семнадцать лет жизни никто не навещал её, кроме Фригг и Фуллы, которая являлась её негласной наставницей. И всё же, ночью ей почудилось, будто бы тёмная мужская фигура с полыхающими янтарным сиянием глазами почтила её покои своим присутствием, наблюдая за ней из-за полупрозрачных тканей балдахина. Но стоило первым лучам восходящего солнца коснуться ворса овчины, как она рассыпалась снопом оранжевых искр.
- Да, это точно был сон, - мечтательно улыбаясь, шепчет девушка, касаясь тонкими пальцами розовых губ, помнящих обжигающее дыхание незнакомца. Далия задаётся вопросом: а что было бы, не найди их Фулла? Позволила бы дева сорвать ему поцелуй с невинных губ?
Скрежет по камню отвлёк девушку от мыслей. Обернувшись, она вздрагивает: на белом мраморе подоконника сидит огромный чёрный ворон. Его длинные когти впиваются в камень, оставляя заметные выемки. Чёрные перья растекаются сизым туманом, сползая на шерсть овчины, а обсидиановые бусины глаз внимательно смотрят на девушку.
Она нерешительно поднимается, оправляя персиковый подол платья. Взгляд птицы отчего-то нервирует её, он будто пронизывает душу, распознавая потаённые желания. Девушка прихватывает с вазы горсть винограда и протягивает птице. Та с охотой отщипывает виноградинку и, не успевает ягода исчезнуть в её горле, как вран⁵ тянется к следующей. Далия протягивает ладонь и касается дрожащими пальцами призрачного оперения. Оно просачивается сквозь них, словно нити шёлка, щекоча кожу. Падающие на него лучи искрятся, создавая иллюзию сине-зелёных языков пламени на кончиках крыльев. Девушка заворожённо поглаживает перья, заставляя ворона прикрыть чёрные глаза.
- Откуда ж ты такой взялся? – подушечки пальцев касаются острого клюва, поражаясь его гладкости. Раньше ей попадались вороны, но таких огромных она еще не видела. Да и было в этой птице что-то странное, пугающее и притягательное одновременно.
- Кар! – ответил ей ворон, склоняя голову вбок. Он, словно изучая, воззрился на деву. Птица встряхивает перья, расправляя длинные крылья, и девушка замечает перевязанный изумрудной перевязью бархатный мешочек, прикреплённый к одной из её лап.
Далия удивлённо приподнимает брови. Надо же, сегодняшнее утро полно сюрпризов. Она поспешно снимает с ворона ношу. Потянув за шёлковые ленты и перевернув вверх дном мешочек, девушка вытряхивает содержимое на ладонь. Серебряное колечко с огранённым изумрудом в центре приятно холодит кожу. Но внимание девы привлекает отнюдь не оно, а записка, свернутая в небольшой свиток, перевязанный лентой в тон камню. Отложив кольцо, она разворачивает послание:
«Жду на том же месте с последними лучами солнца…
Л.»
Тихо плещется Урд⁶ в корнях священного Иггдрасиля. Огненное зарево окрашивает темнеющее небо, оповещая о приближении ночи. Оно падает на каменную скамью, где Верданди прядёт нити настоящего, собирая последние лучи уходящего дня, соединяя их с пеной морской. Мерный треск прялки не нарушает эту идиллию, сопровождаемую голосом юной Скульд, что черпает живительную воду, орошая корни могучего ясеня. Её сопрано разносится по округе, услаждая слух старших норн.