Добро иль зло грядёт,⁷
Пусть вьются нить и песня!
Под шатром листьев я пряла:
Раскинул мощно ясень мира
Благостный лес ветвей.
В тени прохладной ключ журчал –
Шёпот мудрых плыл по волнам;
Я пела святость рун.
- Идёт, – сказала Верданди, поднимаясь с каменной скамьи. Тёмное вуалеобразное одеяние её развевается от внезапно нахлынувшего порыва ветра, обрисовывая аппетитные формы норны.
- Слышу, - ответила Урд, пряча своё старческое, изрезанное морщинами, лицо в тени ели. Вечным ли не ведать о госте, что посетит их, едва солнечный диск скроется за горизонтом. Тот, чьи кошачьи шаги отдают вибрацией в корнях священного древа, придёт за ответами.
Мужчина устало бредёт вдоль журчащей Урд, по полю, усыпанному полевыми цветами. Их сладкий аромат, смешиваясь с горечью полыни, заползает в ноздри, подёргивая нервные окончания. Каждая мышца в его теле отдаёт болью. Он не спал уже три дня, и мало того, что так и не получил ответа на свой вопрос, так ему ещё пришлось ловить вепря, дабы умаслить старую Урд. Будь не ладна эта развалюха! Локи с лёгкостью мог договориться с юной Скульд, так любившей жемчуга и полевые цветы. Да даже с Верданди можно было найти общий язык, включив чуточку обаяния и приправив его капелькой мужской харизмы. Златовласая ткачиха настоящего питала к нему особую слабость, как и многие представительницы прекрасного пола, и иногда ему это было на руку.
Но ни одна из них не могла дать ответы на его вопрос, чего не скажешь о сморщенной, словно высохший персик, Урд. Та ведала про прошлое каждого, а если её и подводила память, то узлы пряжи, которую она ткала из облаков и туманов, стелющихся по горным вершинам, помогали ей найти ответы. И только одно беспокоило озорного бога: старуха не поддавалась его обаянию, именуя Локи чистым злом. И лишь свежие сердца и горячая кровь могли смягчить норну, и помочь ему разгадать эту тайну по имени Далия.
Задумавшись, он спотыкается о выступающий корень святого Иггдрасиля, и тяжёлая туша вепря падает на пыльную тропу.
- Да чтоб тебя! – ругается мужчина сквозь зубы, разминая затёкшую спину. Ну почему все любят лишать священные места магии? Куда проще было бы телепортироваться в нужную ему точку, чем тащить на своём горбу эту тушу ещё живого, хоть и спящего, животного.
От удара оцепенение с вепря спадает, и он вскакивает на свои короткие ножки. Зверь ошалело оглядывается по сторонам, ощеривается, замечая представляющую угрозу исполинскую фигуру бога. Он мотает своей огромной башкой с торчащими из пасти острыми изогнутыми клыками, рычит, поднимая бурую шерсть на загривке.
- Твою ж… - сплёвывает Локи, следя за ощетинившим жесткую шкуру зверем. Лишь бы он не дал деру. Вот же будет потеха, если сам бог лжи будет скакать по полю в попытках изловить волосатую свинью.
Он делает осторожный шаг в сторону зверя, выставив ладони тыльной стороной вверх. Тот взирает на него своими налитыми кровью глазами, будто оценивая противника. С секунду эти двое смотрят друг на друга, но, когда пыльный сапог бога наступает на сухую ветку, которая нарушает тишину своим хрустом, вепрь резко отталкивается задними лапами от земли и кидается через поле, в сторону мидгардского леса. Локи ничего не остаётся, кроме как кинуться наперерез, перепрыгивая через выступающие корни ясеня. Его длинные ноги то и дело мелькают в предзакатном мареве, играющем розовыми бликами на тёмно-зелёной коже брюк.
Какими только словами он не вспоминает треклятого Одина, наложившего на это место заклятье, лишающее магии. Сучий потрох, и как ему теперь изловить эту животину? Не то чтобы Локи пренебрегал физическими нагрузками, но привычка полагаться на магию сыграла с ним злую шутку. Как он мог забыть связать вепрю лапы?
Вот бы видел его сейчас Тор: бегущим за вшивой свиньёй. Вот бы смеху было, а после не избежал бы он едких издёвок на очередном из пиров.
Локи останавливается напротив несущегося на него животного, надеясь, что оно притормозит, и ему удастся схватить его за клыки. Пыль клубится вокруг тела кабана, оседая на голубых лепестках васильков. Приближаясь, вепрь делает неожиданный манёвр в сторону, и бог исторгается отборной руганью. Чертыхнувшись, Локи вновь бросается за зверем. Легкие его, наполненные пылью, горят огнём. Он ускоряется, нагоняя дикого кабана. Мужчина запрыгивает на спину, цепляясь пальцами за щетинистую гриву, и натягивает её, как поводья, пытаясь притормозить обезумевшее от страха животное. Вепрь брыкается, силясь скинуть с себя незадачливого наездника. Мощные ноги зверя вспахивают копытами землю, вырывая траву с корнями, но Локи лишь сильнее сжимает колени на его боках, грозя сломать зверю рёбра. Левая ладонь бога ныряет в недра сумки, на ощупь ища флакон с усыпляющим зельем. Он достаёт склянку и, откупорив её зубами, не глядя выливает в приоткрытую пасть. Бог едва успевает отдёрнуть ладонь, как кабан заваливается на бок, подминая его под себя. Мужчина приземляется на выступающий из земли корень, и по телу проходит волна боли. Он морщится, упираясь ладонями в покрытую бурой шерстью спину животного, и приподнимает тушу с прижатой к земле ноги.