- Ну же, милая, ещё немного, и ты промочишь свои прекрасные ножки, - мягко и заботливо изрекает Локи. – Я не кусаюсь, моя пугливая мышка, – он ступает еле слышно, будто отпружинивая от упругой поверхности мха.
Поколебавшись, дева касается холодными пальцами обжигающей кожи мужчины. Тот лишь качает головой, ощущая ледяную ладошку в своей руке. Лёгкий пасс кистью, и в воздухе зависает меховая накидка. Она искрится в свете луны белоснежной с тёмно-серыми пятнами опушкой неведомого Далии зверя, а кончики пальцев так и тянет прикоснуться к мягкости короткого меха.
- Это шкура снежного барса – очень редкого животного, живущего высоко в горах на далёких землях Мидгарда, - бережно укрывая девичьи плечи, объясняет мастер иллюзий. – Вот так, теперь мне не придётся переживать о твоём здоровье, душа моя.
Обнимая её за плечи, он ведёт деву к тому самому камню на берегу, около которого повстречал её давеча. Касается холодной поверхности рукой, согревая шершавый валун, и усаживает озябшую Далию. Локи бережно приподнимает намокший подол и растирает ледяные ступни. Его длинные пальцы, едва касаясь, порхают по алебастровой коже, разнося искорки тепла по телу. Дева лишь стыдливо прикрывает глаза, смущаясь столь интимной ласки. На щеках её пунцовым цветком распускается румянец. Мужчина наблюдает за этим прекраснейшим действом, ощущая толики очарования, оседающие в его чёрном сердце яркими алыми искрами.
Пухлые губы так и молят о сладостном поцелуе, который он не вправе себе позволить. Чёткий страх спугнуть нежную косулю растекается по артериям, и он ограничивает себя крохами созерцания. Чувствуя, как дрожь покидает её тело, бог обмана оправляет изрядно подсохший от близости с ним подол и возвращает своё внимание к левой ладони.
Тёмное серебро и скованный им камень так изящно смотрятся на белоснежной длани, что бог не удерживается и прикасается горячими губами к свежим порезам, оставленным попытками избавиться от кольца. Далия распахивает свои большие глаза, стоит ей лишь ощутить странное, доселе неведомое, чувство. Его тепло обволакивает, словно жидкое золото, заковывая в незримые сети, и красные полосы на коже затягиваются, исчезая без следа.
Локи отрывается от такой манящей, пахнущей спелыми персиками кожи, и заглядывает в прекрасные очи девы.
- Надев перстень, ты не сможешь больше снять его, - постукивая ногтем по изумруду, говорит он. - И лишь я могу избавить тебя от него, но не буду. Каждому, кто хоть мимолётно коснётся тебя взглядом, будет ясно, чья ты! – в хриплых вибрациях голоса слышится неприкрытое самодовольство.
Едва в её разуме оседает смысл сказанных им слов, как она вскакивает с нагретого камня, скидывая с тонких плеч драгоценный мех.
- Я не твоя вещь, Локи из Утгарда! – гневно восклицает она. - Сними его с меня! Немедленно! – зелёные глаза вспыхивают золотыми искрами, и Локи удивлённо склоняет голову. Надо же, а она не так податлива и проста, как ему казалось.
- Тсс, тише, душа моя, - медленно сокращая расстояние между ними, он заключает хрупкий стан в кольцо. - Ну что ты, мышка, так разбушевалась, - шепчет хитрец, опаляя жаром дыхания маленькое ушко. - Ты будешь моей, рано или поздно. Не стоит сопротивляться, – заканчивает мужчина и впивается губами в тонкую кожу шеи, где пульсирует синей змейкой сонная артерия.
Кровь заполняется тягучим согревающим огнем, веки тяжелеют и смеживаются. Качнувшись, бессознательное тело Далии опадает на грудь бога. Он подхватывает деву на руки, и на мокрый от утренней росы мох оседают снопы оранжевых искр, оставляя после себя пустоту.
***
Иссиня-чёрное небо усыпано серебром негасимых, но таких далёких звёзд. Тихий плеск Урд, да треск прялки касаются слуха Локи. Умиротворение царит в чертоге Судеб, подвластном лишь воле вечных норн, что берегут корни священного древа. Их такие разные, и в то же время похожие друг на друга лики обращены к нему. Они знали, слышали тихие мужские шаги задолго до прихода. Бога всегда удивляла их тихая жизнь, зависящая от власти текучей реки времени, что ткалась из колкой пряжи в огрубевших руках.
- Явился наконец, - раздался в тишине скрипучий голос старой Урд.
- И тебе не хворать, о старейшая из сестёр, - склоняясь в поклоне и сжимая зубы от боли в сломанных рёбрах, цедит Локи. Для него никогда не была секретом явная, не сокрытая и толикой такта, нелюбовь старшей из норн. Но сейчас он пришел к ней с просьбой и ему стоит быть вежливым. Поэтому, выпрямляясь, он заталкивает излюбленный сарказм в потайные карманы души и растягивает губы в самой дружелюбной улыбке, на какую только способен.