- Не передумал, старая, - его слова разносятся эхом в полупустом пространстве.
- Ну что ж, коль решил - смотри! - скрипит дряхлая норна, и морщинистой кистью касается короткой сапфировой нити, которая в её пальцах загорается серебром.
Поверхность зеркала идёт рябью, и перед глазами бога появляется видение.
Город наполнен звуками женских рыданий. Чума накрыла его, неся с собой смрад гниющей человеческой плоти. От него хочется спрятаться, скрыться, смыть с засаленной кожи. Тёмный камень храма нагревается под солнечными лучами, но от этого внутри не становится теплее, и алые капли крови застывают на алтарном жертвеннике.
Златовласый воин склонил голову пред прекрасной девой, упираясь коленями в булыжники, из которых выложен пол храма. Тонкая увенчанная перстнями длань Фригг касается его волос, перебирая тугие, выбившиеся из косы, кудри. Её лазурные глаза устремлены на серый грязный свёрток в руках рядом стоящего жреца. Угол ткани опадает, и в лучах света, пробивающегося сквозь узкие бойницы, показывается бледное детское личико в ореоле каштановых локонов.
— Что ж, будь по твоему, сын мой, — приглушённо возносится к куполу тягучий голос богини. Она улыбается, расправляя изящные плечи. Солнце бликует в её длинных, скреплённых серебряным обручем, волосах. — Но плата за спасение твоего ребёнка будет велика! – тревожно звучит божественный вердикт.
Мужчина заметно вздрагивает, но не смеет перечить снизошедшему к его мольбе божеству.
— Всё, чего вы пожелаете, — благоговейно шепчет он и склоняется к малышке, проходясь кончиками шершавых пальцев по бархатистой щёчке. В уголках его синих глаз поблёскивают капли слёз, и весь вид говорит о тягучей скорби прощания с любимым дитя.
Гладкое серебро вновь покрывается рябью, и Локи оказывается в гнетущей сердце тишине. Он морщит свой высокий лоб, пытаясь понять, вычленить нужное из того, что он только что узрел. Неужели дева, что пленила его мысли, лишь отчасти является богиней? Неужели он позволил себе интерес к простой смертной? «А такой ли простой?» - отзывается в глубине внутренний голос. Мысли роятся в его голове, но никак не могут собраться в кучу.
Краем глаза он замечает, как другая, сплетённая с золотом нить загорается серебром, и устремляет взор своих янтарных глаз в подёргивающееся отражение.
Сочная зелёная трава пестрит головками ярких красных маков, заполняющих одно из полей в отдалённом уголке сада Фригг. До слуха доносится стрёкот прозрачных крыльев стрекоз. Они порхают над алыми соцветиями, контрастируя расцветками своих длинных тел с блестящей текстурой лепестков. И лишь две фигуры нарушают единение природы. Высокая, статная, вечно невинная Фулла и маленькая пухлая Далия сжимают в ладонях деревянные мячи. На вид девчушке не дашь больше четырёх. Её круглые щёчки обрамляют тёмные кудри, попеременно опадая на личико.
- Ну же, давай! – воинственно вскрикивает малышка и кидается в атаку, неумело размахивая своим оружием. В тишине раздаётся глухой звук удара деревяшки, и маленькое тельце падает на мягкую траву.
- Далия, солнышко! Ты не ушиблась? – подбирая длинные юбки, опускается на колени Фулла. Но не успевает она опуститься рядом с ребёнком, как в воздухе разносится звонкий детский смех, спугивая с гладких лепестков ленивых стрекоз.
- Ну что, ещё одно? – раздаётся в самое ухо, и Локи дёргается. Вредное хихиканье разносится с эхом, цепляя тонкие нити, от чего те начинают звенеть. Ему кажется, что этот звук похож на удары стальных мечей во время битвы.
- Да, - кивает огневолосый бог.
- Ну что ж, смотри! – и норна цепляет ближнюю к раме нить.
Комната наполнена густым белым паром, исходящим от большой деревянной лохани, что стоит посреди комнаты. Дюжина цилиндрических молочных свечей рассеивают оранжевыми огнями царящий полумрак. От горячей, обжигающей кожу воды исходит тонкий аромат розового масла с нотками сирени. Тяжёлые каштановые волны касаются устланного овчиной пола. Голова прекрасной девы откинута назад, а глаза блаженно прикрыты, отбрасывая густую тень ресниц на нежную кожу щёк. Её тонкая алебастровая рука покоится на краю кадки. Она еле слышно вздыхает, набирая в лёгкие воздух, и погружается с головой под воду. Шёлковое полотно волос устремляется следом, намокая и исчезая. Проходит мгновение, другое, и каштановая макушка показывается на поверхности. Далия фырчит, стряхивая с длинных ресниц капли. Зачерпывает ладонью кремообразную пасту из фарфоровой чаши и аккуратно наносит на свои длинные пряди, вспенивая пальчиками.