- Возрадуйся, Гебо, - склонившись, произносит она над ухом умирающего.
Резкая боль, и он чувствует, как по коже течёт тёплая жидкость; рука дёргается к горлу, инстинктивно зажимая рану. Зрачки расширяются от удивления, когда он подносит ладонь к лицу. Тяжёлые вязкие капли крови стекают с неё, ударяясь о гладкий камень. Алая жидкость пропитывает одежду, вместе с крохами жизни утекая из бренного тела. Карие глаза медленно стекленеют, и, обмякая, мужчина оседает на сырую от его крови землю.
Бездна поистине бесконечна. Усыпанная миллиардами негасимых звёзд, она таит в себе знание веков, опыт чужих жизней: будь то боги иль простые смертные. Сколько беспокойных душ кануло в неё, и не счесть. Где-то в шёлковой ночной дали мелькнул кроваво-красный огонёк, мечась средь россыпи серебра, ища и страдая. Свет его лишь слегка рассеивал тёмные ткани пространства, разрывая ночное полотно, устремляясь вниз, сквозь толщу, к блестящему иссиня-чёрному камню.
Он ударяется об него, проникая вглубь, дробя в крошку отполированную броню саркофага, проталкиваясь в тонкую сетку капилляров, забираясь под кожу, вгоняясь тысячами игл под иссохшие ногти. Опаляет и сжигает толстый панцирь, наполняя воздух смрадным запахом гари, преобразуя его в оранжевое марево, озаряющее собой дальние углы бездны. Оно полыхает, меняя свои цвета с оранжевого на синий, медленно угасая изумрудным отсветом, открывая взору посеревшую от веков покоя кожу.
Маленький огонёк скользит вдоль узких ступней, облизывая высохшую кожу, впитывается в неё, проходя сквозь пальцы, разжижая застоявшуюся вязкую жидкость, поглощая её и разрастаясь. И вот уже по сжавшимся венам лавой течёт огонь, выжигая мертвую кровь, наполняя и окрашивая их раскалённым железом. Распространяется по венозной сетке, разнося потоки в кончики пальцев рук, циркулирует в районе живота, впитываясь в мёртвую печень, заставляя ту набухнуть, как перезревшая картофелина, устремляется вверх, к бабочке лёгких, заполняя собой рытвины. Бронхи розовеют и выпрямляются на глазах, гоня пламя дальше, к чёрному сердцу. Жар ударяет в застывший орган, обтекая неровные края, наполняя кожу жизнью, вынуждая ту гореть алым закатным солнцем над морем. Но твёрдое, словно гранит, сердце остаётся мёртвым, и огонь накатывает с новой силой, стуча и скрежеча своими щупальцами о застывшую материю. Оно воспламеняется, обугливаясь, давая осесть пламени крохотной алой искоркой в левом углу.
Розовые лёгкие наполняются кислородом и исполинская фигура мужчины делает рваный вдох. Охваченные снопами оранжевых искр, длинные ресницы его трепещут. Подрагивающие веки распахиваются и чернота бездны опаляется адским пламенем, плещущимся в его глазах.
Он так долго был во тьме. Так долго небытие бездны держало его в своих крепких объятиях. И вот лучик света пробился сквозь тьму гласом зовущих его людей. Поклоняющихся ему. Надо же! Но её среди них нет. Он чувствует досаду и опустошение. Окоченевшее в веках сердце щемит от горечи ниспосланной ему судьбы. Злой рок, носимый им из века в век, воспламеняемый как огонь, текущий по его жилам, ищет её запах, улавливая далёкие вибрации нитей души. Её глас не взывает к нему. Но, уставший и вымотанный вынужденным одиночеством, гигант поднимается и идёт на свет. Кто бы мог подумать, что кто-то вспомнит о «мёртвом» боге? Сколько кануло веков? Он не знает, как долго его взор был устремлён в звёздную бездну вселенной.
Надо же, какой-то человечишка смог вдохнуть в толпу веру в него. Он усмехается, слыша, как смертные ставят их имена рядом. Бронхи обжигает живительный кислород. Вновь, как много веков назад, голых стоп касается изумрудная, сочная трава, прорастающая от прикосновения капель пламени, стекающих с длинных волос. Огненные глаза с трудом различают силуэты в ночи бездны. Перед ним расстилается бескрайний океан мёртвых душ, пронзая кожу холодными иглами ледяного ветра. И, где-то там, за серебристыми волнами, сотни людей зовут его. Ну что ж, он придёт к ним!