– О, – сказала Настя, – тарталетки, волованы!
– Вы знаете эти блюда? – удивился Гора. Гремибасов тоже удивился, так как поедал их, не интересуясь названиями.
– Да, мама у меня кулинар.
– В ресторане, наверное, – сказал Гора и тут же махнул, чтоб несли горячее.
– Вы уж меня извините, – сказал он, – не люблю церемониал: закуски, оттопыренные пальчики, сю-сю о погоде. Люблю сразу и конкретно – горячее. Оно душу греет. А потом прочее. И вы не церемоньтесь. Вам, Настя, может, тоже сразу горячее?
– Сразу! – сказала та. – Чтоб обжигало!
– Ценю! – одобрил Гора. – Только так и нужно есть. Чтоб жгло.
– Надо все так делать, – заметила Настя.
Гремибасов с удовлетворением следил за развитием беседы и подмигнул Ивану.
– Знатный голос у вас, – сказал Гора, – учились где?
– Самоучка.
– Да? От природы, значит. Это самое верное, от природы. А, Фрол Ильич?
– Да-да, – кивнул Гремибасов. – У тебя, Ваня, тоже, кстати, от природы чудный голос. Идеальный вокальный слух. Вы его, Настя, слышали когда-нибудь?
– Три чуда природы, – засмеялась Настя, – за одним столом!
– За кур! – поднял рюмку Гора. – За радость, которую несут они людям искусства!
– За взаимную радость! – добавила Настя. – За резонанс!
– О, вы знаете такие термины? – опять удивился Гора, а Гремибасов подумал: «Ну, теперь точно Ваню зацепило».
– Некоторые другие тоже знаю, – блеснула взором Настя.
– Какие, например? – благодушно спросил Гора. Ему было приятно, черт возьми, очень приятно сидеть за одним столиком не просто с работниками птицефабрики, даже трижды заслуженными, а с народным артистом, гордостью и знаменитостью, можно сказать, всей страны, и с такой замечательно красивой, обаятельной и, что даже странно, умной женщиной.
– Например, существует ли связь, и если да, то какая, морфологических признаков яиц с полом развивающихся в них эмбрионов. Или – в каких яйцах в первую половину инкубации идет более интенсивное развитие зародыша – крупных или мелких.
– И каких? – Гора положил ложку на стол.
– В мелких.
Гремибасов подумал: «Н-да-а…»
– Я бы отдал предпочтение крупным, – сказал он. – Вот картошка, например…
– Вы птицевод? – спросил Гора.
– Скорее птицевед.
– А я птицеед, – неудержимо засмеялся Фрол Ильич, заразив своим смехом сотрапезников.
– Для птицееда вы достаточно крупный, – заметила Настя. – Предлагаю тост за птице-вода, птице-веда и птице-еда.
– Что-то цезарианское, – заметил Гремибасов, – вода, веда, еда.
– Пришел, увидел, съел, – засмеялась Настя.
Прогулка положительно удалась! Гора был сражен, Фрол Ильич потрясен, а Настя подумала, что не так уж и плох директор птицефабрики в качестве… своего количества… Представительный мужик, с голосом, фигурой, да еще такое хозяйство тянет, и тянет, похоже, дай бог каждому. Шутка ли, весь поселок на его широких плечах. Далековато, правда, от города, зато машина своя. А что машина: захотел – целый пароход его! А Евгений – что Евгений? Где он? Хоть бы объявился разок! А тоска – что тоска? Тоску прогоняют весельем!
Когда женщине за двадцать пять, она начинает разглядывать мужчин с высоты пятидесяти.
Когда высадились с парохода, Гора повел Настю и Гремибасова в вишневый сад, где залез на самую большую вишню, верхушку которой украшали уже начавшие созревать ягоды, и стал рвать их в ладонь. Ствол на глазах ушел на два дюйма в землю.
– На горе стоит ольха, под горою вишня, – речитативом выкрикнул он, чуть не свалившись с дерева, – полюбил девчонку я, она замуж вышла!
– Под медведем вишня, – засмеялась Настя.
Она вдруг вспомнила, как мать (когда же это было – на третьем курсе, что ли, да-да, они тогда познакомились с Гурьяновым) облегченно вздохнула: «Гора с плеч». Гремибасов подмигнул ей.
Гора тяжело спрыгнул с развилки ствола, протянул Насте огромную пухлую ладонь, в которой было десятка два красных вишен.
– Ты смотри, уже спелые! – она наклонилась и стала губами брать по вишенке.
Гремибасов замурлыкал песенку и деликатно направился вглубь сада. Оглянувшись, он увидел, что Настя с Горой направились к реке, о чем-то беседуя. Через каждые два-три шага Настя наклонялась к ладони Горы и брала в рот очередную ягодку. Вот и славно, подумал артист. Дар восприятия у них есть, значит, есть и дар воспроизводства.
А вечером, после того, как хор усадили в автобус и увезли в город, Настя позвонила матери и предупредила ее, что остается по научным делам на птицефабрике. Гора пригласил ее и Гремибасова в свое просторное холостяцкое жилище, и весь вечер они кутили, пели, танцевали под магнитофон; а уже за полночь катались на моторке с дикой скоростью по реке и орали во всю ширину серебристой глади.