Анна Петровна впервые видела его таким жестким и осунувшимся. Он не обвинял ни ее, ни себя, но в словах его, тоне и еще сильнее в опущенных глазах были гнев и боль.
11. Диполь чувств
Страстного человека страсти и погубят, ибо сколько страстями он ни насыщается – они его не насыщают. Они его в конце концов раздерут на две части и вместо спокойного поля души будет диполь из противоположных зарядов. И в одной части будет в чистом виде ненависть, а в другой – любовь. Спасти такого человека может разве что другой такой же разодранный страстями несчастный. Встретятся они – притянутся друг к другу, соединятся и будут в блаженном покое недоумевать, как это иных раздирают страсти, – если встретятся.
По старинному русскому обычаю молодые на свадебном пиру обязаны некоторое время находиться в шубах. Лучше, конечно, когда пир приходится на зиму, а если в июле – приходится попотеть. Да за ради любимого, за ради обычая, за ради людей – чего не сделаешь!
Иван приодел Настю в горностая, а сам был в медвежьей шубе до пола.
– Пара – зашибись! – раз семь произнес Гремибасов.
– Князь! Молодая княгиня! – восклицал Гурьянов. Знал бы кто, сколько кошек грызли его сердце!
– Эх, баня! Ну, баня! – орал, обливаясь потом, Гора. – Вот пропаримся так пропаримся! Пива! Холодного пива! Настя, ну-ка вжарь нашу! А потом ты, Гремибасов!
И Настя вжарила: «Ой, мороз, мороз, не морозь меня!»
А Гремибасов, чтоб не отстать: «Увезу тебя я в тундру, увезу к седым снегам. Белой шкурою медвежьей брошу их к твоим ногам!..»
Гора скинул с себя медвежью шубу и бросил ее под ноги Насте. Брякнулся на колени и протянул «молодой княгине» руки. Настя выскользнула из горностаевой шубы и тоже встала на колени перед «князем». Гремибасов, а следом все, заорали: «Горько!» – и молодые погрузились в горький для многих поцелуй.
– Царственно! Царственно и величаво! – шумел знаток фольклора и старинных русских обрядов Гурьянов. – Кто блюдет старину – у того всё по уму! Еще бы бабью кику княгине и красный пояс князю! Есть?
– Это ты пригласил? – спросила Настя Гору.
Тот пожал плечами и сказал:
– Пфф!
Гурьянов, как истинный поэт, не просто сам затесался в компанию, а еще и привел своего друга Суэтина.
– Это Женя Суэтин, – представил его Гурьянов, – будущая союзная знаменитость.
Уточнять Гурьянов, правда, не стал, чем именно будет тот знаменит. Настя сказала:
– А мы знакомы. Здравствуйте. Как поживаете? – и отвернулась. Дрожащей рукой налила себе бокал лимонада – пересохло во рту.
Суэтин открыл было рот, но жизнью его, похоже, здесь мало кто интересовался. Что же сердце так бешено бьется в груди?.. Не забыть подарить эту строчку Алексею.
Гурьянов продолжал шуметь о том, что свадебный наряд нельзя ни продавать, ни дарить – иначе продашь или подаришь свое счастье. Что это он так набрался сегодня, подумал Суэтин. Будто тоску заливает. Как шумно, однако, то и дело думал Евгений.
– Не сносить вам теперь этих шуб! – пьяно кричал поэт.
– Сносить бы головы! – крякнул Гора.
***
Не считая случайных людей от искусства и искусства случая, одних приглашенных было триста пятнадцать человек! Только со стороны жениха их было двести пять: многочисленная родня Горы (одних сестер с братьями десятеро, а с семьями – сорок пять) да орденоносный коллектив птицефабрики – полтораста человек. С Настиной стороны было куда скромнее: семь родственников, шесть соседей, одиннадцать человек с кафедры, две подруги, да из хора двадцать три человека. Человек шестьдесят было приглашенных цыган, артистов из оперного театра, журналистов с радио и телестудии и еще непонятно кого.
Пир кто-то из журналистов ехидно назвал «куриным», хотя он и без всякого ехидства был таковым. «Куриный пир» помнят на птицефабрике и по сей день. А сам Гора свою женитьбу, со звоном, кутерьмой, телеграммами и телефонными звонками, долго еще называл «звенитьбой». И должен был длиться этот пир со звенитьбой целых три дня и три ночи.
Поскольку пировали непосредственно на птицефабрике – на столах все было с птицефабрики. Курицы, говорят, перевыполнили задание по яйценоскости, а в честь молодоженов, сохранились предания, ученый Акулов с кафедры разведения СХИ выпустил из клетки, как на день птиц, двух «ястриц» – гибрид ястреба с курицей. Ястрицы взмыли в поднебесье и от резкого перепада давления воздуха замертво свалились наземь.
Одни только холодные блюда и закуски, приготовленные из яиц и из кур умельцами поварами, в состоянии были свести с ума любого гурмана. Взять хотя бы румяные канапе с хрустящей корочкой со слоем куриного паштета и гарниром из ломтиков яиц, украшенных маслом, выпущенным из корнетика.